– Скажи мне, кто ты, – не выдержал фейри, потому что однообразная музыка, казалось, не стихнет никогда.
Она обернулась: в лунном свете её маска сверкнула змеиной чешуёй.
– Ты? Что ты?.. Ты соединил наши сны? Зачем? Как ты посмел?!
Её гнев возбуждал почти так же, как её танец.
– Я хочу узнать, кто ты. – Он шагнул к ней так быстро, что она не успела отпрянуть. И замерла в его объятьях, сначала напряжённая, потом тающая, как свеча. Её губы снова были вкуса карамели.
Эш задрожал – сам не понимая, почему, – когда она провела пальцами по его щеке, коснулась его маски, отбросила со лба чёлку.
– Уходи. И больше никогда не смей так делать.
– Скажи мне, кто ты? – повторил Эш и потянулся к её маске, но девушка уклонилась. – Кто ты?!
Она улыбнулась – так же игриво, как и наяву. Но, прежде чем он успел сдёрнуть с неё маску, сложила ладони лодочкой и дунула Эшу в лицо желудёвую пыльцу.
Эш дёрнулся, а когда глаза перестало щипать, на поляне он был один. Только примятые её босыми ногами дубовые листья вздрагивали, точно живые. Точно она ещё танцевала на них.
Эш запрокинул голову, глядя на луну, прищурился. Снова в голове пронеслось, как заклинание: «Она танцует».
Следующим утром экономка Виндзоров наскоро подыскивала новую кухонную прислугу. Повариха и трое поварят не проснулись: у всех остановилось сердце. И у каждого в руке оказалось по пять гиней – как раз хватило на приличные похороны.
Глава 4. Перемены
Фрида вздрогнула и проснулась: образ рогатого фейри таял, жар его прикосновений исчезал. Нет, каков наглец! Сначала залез в её сон (между прочим, как ему это удалось?), так ещё и совершенно бесцеремонно себя там вёл! Фрида ещё никогда не встречала неучтивых фейри: в их природе – уважение к чужой свободе. А этот!.. Ну что с него взять – подменыш. Фрида пару раз встречала таких, как он, только в стране фейри. Они все были немного… странные, точно «не от мира сего». В их случае – в буквальном смысле, и это не их вина.
Что ж, надо понять, простить и обыскать всю комнату, все вещи, найти ту то, что принадлежит рогатому наглецу, сжечь – и больше он никогда в её сон не войдёт. Нет, но всё-таки каков наглец – без спросу!..
Зевнув, Фрида приоткрыла полог. Убедилась, что ещё серо – только-только рассвет; и тихо – даже птицы спят. И ей бы ещё спать и спать… Фрида так и сделала – повернулась на другой бок, натянула на нос одеяло – оно приятно пахло лавандой, – закрыла глаза…
В окно постучали. Фрида хмыкнула – это ж надо было кому-то из деревенских так упиться, чтобы полезть на второй этаж её особняка, миновав, между прочим ограду. Или кто-то открыл ему калитку? Ничего, сейчас нарушителя прогонит садовник, он-то наверняка уже проснулся и рабо-о-отает… Фрида снова зевнула и даже успела задремать, когда в окно постучали снова. И снова. И ещё. Очень настойчиво.
Фрида рывком села, отодвинула полог, и, не утруждаясь поиском домашних туфель, босиком прошлёпала к окну. Зажигать свечи она не стала – Фрида с детства прекрасно видела в темноте. А вот незадачливый пьяница обязательно не удержит равновесие и свалится, когда она рывком откроет окно…
Никто не свалился – только в комнату залетела зачарованная малиновка. Бешено покрутилась, чуть не запуталась в занавесках, уронила Фриде в руки конверт и уселась на подоконник.
Опешив, Фрида рассмотрела конверт – ничего написано на нём не было. И сама себя пожурила: не обратный же адрес она искала, с таким-то почтальоном. Фрида поискала на столе у зеркала нож для бумаг, надрезала конверт. Оттуда выпал сложенный вдвое лист бумаги, на котором вычурным, чрезвычайно красивым почерком было выведено: «Кто ты?»