Когда Снежана вошла в гостиную, у нее даже дух перехватило. Эта комната была похожа на музей антиквариата. Буфет резной, дубовый, еще дореволюционный. К стоящему посредине комнаты овальному столу, накрытому белоснежной скатертью, прилагались одетые в такие же белые чехлы стулья. Коричневый кожаный диван на витых ножках гармонировал с парой кресел, на которых, похоже, поменяли обивку. Здесь кожа была кремовой. Рядом с одним из кресел стояла этажерка с музыкальной шкатулкой-граммофоном. Явно очень дорогой раритет. А на пианино возле окна были расставлены три фарфоровые статуэтки, казавшиеся сделанными, Снежана даже глазам своим не поверила, из кружева.

Она поставила поднос на стол и подошла поближе, не решаясь взять подобное сокровище в руки. Статуэтки представляли собой танцовщиц. Первая стояла на одном колене, подняв руки над головой, во французской третьей позиции. Вторая танцовщица сидела в глубоком книксене, словно выйдя к публике на поклон. Третья держала руки в четвертой позиции, видимо только здороваясь со зрителями.

Платья на всех трех фигурках были с пышными белыми кружевными юбками. У первой узор на наряде был голубым, у второй – сиреневым и у третьей – желтым. Кружево казалось таким настоящим, что у Снежаны даже закололо кончики пальцев, так захотелось проверить. Она умоляюще посмотрела на Лидию Андреевну, расставляющую на столе посуду для будущего чаепития.

– Можно посмотреть?

– Что? Да, конечно, смотри на здоровье, – доверительно перешла на «ты» Лидия Андреевна.

Снежана взяла одну фигурку в руки, ту самую, где хрупкая балерина только собиралась отдать свой танец на суд зрителей. Нет, вся она была сделана из фарфора, в том числе и невесомое кружево, на расстоянии шага казавшееся выполненным из ткани, а не из керамики. Удивительная техника. Просто удивительная.

– Нравится?

– Очень. – Снежана поставила фигурку на место, сделала шаг назад, любуясь совершенством линий. – Я никогда не встречала подобного раньше. Что это?

– Дрезденский кружевной фарфор. – Хозяйка закончила накрывать на стол и жестом пригласила садиться. Снежана уселась на тяжелый стул, еще раз обернулась на пианино, потому что фигурки приковывали ее внимание. Интересно, почему? Из-за кружева, что ли? – Это трофейные фигурки, которые мой отец привез из Германии после войны. Их часть была расквартирована в Лейпциге, он там жил в немецкой семье и, уезжая, прихватил с собой немало добра. Практически все, что ты сейчас видишь в этой комнате, оттуда.

Снежана против воли поежилась. Лидия Андреевна заметила ее непроизвольный жест.

– Да, сейчас к этому относятся по-разному. Некоторые как к мародерству. А тогда в трофеях не видели ничего позорного. Да и забирал это отец не с целью наживы, а как память. Все, что он тогда привез, никогда не покидало нашей семьи. Ни он, ни мы ничего не продали. Да и вещей было немного. Полный фарфоровый сервиз на двенадцать персон, серебряный поднос и набор столовых приборов, музыкальная шкатулка и вот эти четыре фигурки танцовщиц.

– Четыре? – Снежана снова перевела взгляд на пианино, где стояли три танцовщицы.

– Да, изначально их было четыре. Была еще надевающая пуанты балерина в нежно-розовом платье. Самая моя любимая. Она пропала при трагических обстоятельствах, практически сломавших жизнь моей старшей сестре. Если тебе интересно, могу рассказать.

Было очевидно, что одинокой старушке ужасно хочется поговорить. Снежана украдкой посмотрела на часы. Танюшка уже проснулась, и мама сейчас поит ее киселем с печеньем. Что ж, на маму вполне можно положиться, и возиться с внучкой ей не в тягость. А у самой Снежаны на сегодня не запланировано никаких срочных дел, а сидеть за коклюшками она так устала, что небольшой перерыв ей совсем не повредит. Налитый чай был горячим и ароматным, варенье вкусным, печенье свежим.