- Мне не положено ненавидеть, - мне бы отпустить рукоять, но вместо этого я лишь стискиваю её под теплом ладони тёмного заклинателя. Огонь заклинателя сглаживает неприятные веяния тёмной энергии, оставляя только… манящую силу.

- Если испытываешь ненависть, значит, положено.

На губах Чжао Цыяня не таится улыбка, она яркая, и я догадываюсь, что он наслаждается своим могуществом не меньше, чем я, дотронувшаяся до него лишь слегка.

Когда юноша забирает меч, я с тоской наблюдаю за тем, как он прячется в ножнах.

- Ты ведь хочешь потренироваться с ним, - мальчик в бамбуковой шляпе, порождение моего подсознания, встаёт рядом. Невинно интересуется: - Почему не попросишь? Он сам дал его поддержать, думаешь, откажет?

Поправив бамбуковую шляпу, мальчик пальцем указывает на клинок на поясе заклинателя. Забывшись, я хочу опустить руку иллюзии, но Чжао Цыянь трактует мой жест иначе:

- Хочешь? – И меч с пояса снимает.

- Нет.

Да.

- Знаешь, однажды я помог одному заклинателю пережить искажение ци. С помощью тёмного искусства.

***

Ноябрь выдаётся дождливым: из дворца невозможно выйти, чтобы не ступить в лужу и грязь. Что хуже, юные адепты спотыкаются, и теряют в воде кто ленты, кто подвески, кто протащенные из поселений засахаренные орешки и ягоды. Клянусь, я даже видела, как Ян Гуйцзу, зорко следящий за тем, что попадает на гору из мира за пределами, вынул из мокрой травы пакетик с ягодками, помыл их, а после отыскал учеников, их потерявших, да ещё не заметивших пропажу, и нагло съел на их глазах! Тем самым, он пожурил их, ибо как можно заклинателям быть такими невнимательными и неловкими? Однако их оправданием является то, что и старшие адепты проклинают непогоду.

Замочив одеяния в пути, я жалею, что не подвязала вымокшие рукава, но в них сокрыто важное послание, потому мне не столь обидно. В главном дворце повсюду зажгли свет, приближается время вечерних чтений, а после и отбой, впрочем, как всегда, не уверена, что я лягу в назначенный час.

В предвкушении я добираюсь до жилой части дворца, где меня поджидает неприятная, в отличие от полученного послания, неожиданность. В моих покоях сидят Нин Хэфэн и Ян Гуйцзу. И не просто сидят, в ожидании попивая чай, а перебирают мои письма, развёрнутые и очевидно прочитанные!!!

Злость пробирает до костей, но я медленно закрываю дверь и креплю заглушающий талисман. Теперь можно кричать:

- Вы роетесь в моих покоях?!

- Как давно ты ведёшь переписку с Чжао Цыянем? – непривычно хмурый шисюн Ян как веером обмахивается цветной бумагой писем.

- Куда важнее то, о чём вы с ним беседуете, - учитель сжимает в кулаке то, что не захапано старшим соучеником.

- Знаешь, шимэй, о таком можно и меня спросить, - шисюн Ян протягивает мне письма, и я яростно выдираю их из его руки. – Я бы проследил за тем, чтобы не было вреда…

- Я запрещаю тебе учить её подобному! – Нин Хэфэн недовольно глядит на своего когда-то любимого ученика. – И кого-либо на этой горе!

Ян Гуйцзу дёргается, как от пощёчины, и потерянно смотрит на учителя, словно не верит, что тот сказал, что сказал. Его демоническая метка проявляется на лбу, бледнеет и вспыхивает, что похоже на дрожь.

- Учитель, вы снова… да и я бы… - старший соученик опускает ресницы.

Нин Хэфэн отводит взгляд, поняв, что сболтнул, и их застарелая обида и стыд друг перед другом обнажаются. Я же… отнимаю у наставника другую часть писем.

- Я глава этой школы. Мне решать, с кем мне разговаривать, что именно обсуждать и для чего. И вы не вправе находиться здесь в моё отсутствие! – гнев, из-за которого я не могла и звука выдавить после первого крика, приобретает словесную форму.