Не скажу, что сам чем-то отличаюсь от моего отца, моих братьев, которых ненавижу всем сердцем, но я точно могу сказать, что не являюсь абсолютным патриотом своей страны, который слепо следует традициям и правилам тоталитарного государства, закрывая глаза на царящий там беспредел и устаревшие законодательные нормы. Возможно, причиной тому является влияние моей матери, которая успела вложить в мою голову свои представления о морали, ценностях, отношениях между людьми и жизни в целом. Отец не знал, какие долгие вечерние разговоры вела со мной мать, пытаясь не дать мне вырасти таким же как он и мои братья, воспитанные женами шейха. Мою мать звали Амели Блейк, англичанка, которая родилась и выросла в Лондоне. Там же училась. Католичка, презирающая ислам всем сердцем. Нет, она не говорила мне об этом открыто, но я просто знал, видел на ее лице едва сдерживаемую ярость, когда отец начинал цитировать при ней строки из Корана. Моя мать ненавидела не только религию страны, в которую ее привезли силой, но и моего отца. Его, думаю, больше всех. Ее ненависть к нему оказалась сильнее, чем любовь ко мне. Арабская женщина никогда бы не оставила своего ребенка, потому что ее не устраивают отношениях с его отцом. Даже спустя много лет, я не смог ей простить этого выбора. Она же знала, не могла не знать, что меня ждет в доме шейха под опекой его первой жены. Меня – сына наложницы, ублюдка, которого признал правитель, потому что слишком любил проводить ночи с белокожей шармутой (так называла ее Нора, первая жена моего отца, хотя это было неправдой), которую содержал в отдельном доме и посещал чаще, чем своих официальных трех жен и целую виллу наложниц. Они все ненавидели меня, не забывая при каждом удобном случае ткнуть меня носом в мое происхождение. Хуже всего было выносить презрение ближнего круга моего отца, которые тоже видели во мне незаконнорождённого ублюдка, но должны были считаться с тем, что я наследник.

Принц, мать вашу.

– Адам, время вышло, – снова подает голос Джадир.

Он тоже меня презирает, считает недостойным королевской семьи. И, наверное, история с моим арестом и теми фактами из моей студенческой жизни, которые неожиданно всплыли, только подтвердили его общее мнение обо мне, как о никчемном полукровке, которого вырастила шлюха. Но моя мать никогда не была шлюхой. Я знал, что у нее не было выбора, не было ни малейшего шанса противостоять желанию шейха. Его воле и абсолютной власти. Иногда он брал ее силой. Не при мне, но я слышал крики. Ее слезы, плачь. Судорожные рыдания, которые разрывали мое сердце. Я любил ее больше всех, но, становясь старше, начал стесняться своего происхождения, стесняться собственной матери. Когда мне исполнилось восемь, отец внезапно решил заняться моим воспитанием. Он нанял для меня учителей, стал проверять, как хорошо я знаю Коран и пришел в страшный гнев, узнав, насколько слабы мои познания в религии нашей страны. Я стал часто бывать в главной резиденции шейха, и постепенно начал осознавать, кем меня видят остальные наследники и жены отца. Они не скупились на эпитеты и оскорбления, особенно когда отца не было рядом. Клеймо ублюдка очень сложно стереть, даже если твой отец шейх. Особенно, если он шейх. Со всех сторон твердили, что моя мать развратная аморальная женщина, которая околдовала отца, заставив своими чарами признать своего сына, как одного из законных наследников. Постепенно я начал верить в то, что слышал. Я был ребёнком, которого невероятно ранила разница между отношением ко мне и сыновьям шейха от первой жены. После подобных встреч с отцом и его семьей, я возвращался к матери ожесточенный и злой. Сейчас мне стыдно за то, что я был таким ужасным сыном, я упрекал ее, хотя больше всех знал, что приходится ей переживать в чужой стране, во власти мужчины, который просто захотел получить новую игрушку в свой «гарем». И когда она ушла, я долго думал, что в этом была доля моей вины. Постепенно чувство вины трансформировалось в ожесточенность. А годы под опекой Норы сделали из меня циничного и жестокого озлобленного парня, который в ответ на любое упоминание о моем происхождении, наносил ответный удар. В лицо, разбивая в кровь, не щадя, получая мрачное удовольствие от осознания собственной силы и власти над поверженным.