Я влип.

 

А потом сестренка объявила, что они с Шуриком помолвлены, и я решил, что мне тоже срочно нужны отношения. Максимально серьезные, чтобы выбить из себя всю эту дурь. Так появилась Полина: красивая, смешливая, талантливая, из нашей танцевальной тусовки. Идеальная партия.

Да только толку-то, если я уже влюбился в свою собственную сестру?!

Это вызывало отвращение и ненависть к самому себе.

Я понимал, что это чувство нельзя назвать инцестным, мы ведь не были родными по крови, но... блять! Мы провели вместе гребанных двадцать три года! Я помнил ее в памперсах! Помнил, как она ела ложкой мимо рта! Писалась в постель! Закатывала привычные истерики трехлетки и валялась по полу с красной, опухшей от слез физиономией!

Как. После. Всего. Этого. Я. Мог. Ее. Хотеть?!

Но я хотел. И это взрывало мне мозг.

Два года я скрывал это, как только мог, хотя не обходилось без того, чтобы набухаться раз в месяц или беззвучно (чтобы Полина не услышала) поплакать в душе, надраивая стоящий колом член.

И вот теперь этот разговор о свадьбе, радостно светящиеся глаза Карины, ее претензии ко мне – и я просто не выдержал. Я сорвался и сделал самое страшное, что только могло между нами произойти.

 

Теперь я просто позорно сбегаю – и собираюсь притворяться, что ничего не произошло. Надолго ли меня хватит – понятия не имею. Но сейчас я возвращаюсь домой, принимаю там горячий душ, хорошенько отмываясь от пьянящего запаха Карининого пота и другого запаха, собранного пальцами между ее бедер, и даже пытаюсь поесть, хотя аппетита совершенно нет.

В какой-то момент мне звонит Шурик, и я сквозь зубы сообщаю ему о семейном ужине в семь часов вечера.

– Хорошо, – говорит мужской голос на той стороне линии. – А ты не знаешь, где Карина? Никак не могу до нее дозвониться.

– Понятия не имею, – отвечаю я и отключаюсь. Надеюсь, моя сестренка не бросилась под электропоезд в метро. Все остальное меня не волнует.

 

Часам к шести домой возвращается Полина, я целую ее в губы как ни в чем ни бывало, подавляя инстинктивное желание отойти подальше, и рассказываю, что наши с Кариной родители пригласили нас на ужин.

– Это чудесно! – восклицает девушка. Я смотрю на нее исподлобья: знала бы ты, детка, что я творил несколько часов назад с другой женщиной... Но вместо признаний я только широко улыбаюсь:

– Именно! Надень свое лучшее платье! Ты должна затмить мою сестренку своей красотой! – и снова целую ее, скользя языком совсем не по тем губам, по которым хотелось бы...

 

Родительский дом – полная чаша, и здесь всегда рады нам с Кариной. Семейные ужины – это традиция, которая никогда (повторюсь: никогда!) не нарушается. Точного промежутка между такими ужинами не обозначено, но обычно мы собираемся в выходные два или три раза в месяц или даже чаще, иногда в будни, ну и конечно – по всем значимым праздникам, особенно на дни рождения друг друга и на новогодние каникулы.

Если родители пригласили – отказаться просто невозможно, это нарушит нашу семейную идиллию. Именно поэтому я всеми силами стараюсь сейчас держать лицо, хотя единственное мое настоящее желание – сбежать подальше от всех этих людей, особенно от Карины, которая тоже придет на ужин, и непременно под руку со своим Шуриком. Как же я его ненавижу! Может ли один мужчина так ненавидеть другого, если на первый взгляд между ними – воистину братские отношения?

– Влад! – радостно восклицает мама, когда мы с Полиной переступаем порог дома. Карины и ее жениха еще нет. Мама горячо обнимает меня и мою девушку, целует нас в щеки, а отец крепко пожимает мне руку: