После чего просто шагнула вперед.

За дверью оказался каменный мешок: глухой, размером едва ли больше, чем виарий загон в шоу Наррза. Почему-то именно сейчас эта мысль вызвала смешок, сорвавшийся с губ. Я подумала о Дири, оставшемся в Даармархе. О Сарре, которого не взяла с собой, и тем самым спасла. О Витхаре, которого ждут Горрхат и Янгеррд.

Хеллирия сказала: «Он тебя любит», Янгеррд добавил, что привез Горрхату его сердце.

Грудь разрывалась от обжигающего ее огня. Ладони начало жечь, перед глазами сгустилась алая пелена.

– Простите, – донеслось до меня, – но мы не имеем права оставлять девчонку одну. Приказ Горрхата.

Шаги, захлопнувшаяся с лязгом дверь, отрезавшая меня от свободы.

Снова.

Сейчас бы впору рассмеяться, но я понимала, что остановиться уже не смогу. Ярость, отчаяние, боль сплелись в дикий клубок, способный свести с ума, поэтому я глубоко вдохнула. Выдохнула.

Снова глубокий вдох.

Выдох.

Потянуться, встать на носочки, взвиться сорвавшейся струной.

– Что она делает?! – раздался из-за спины голос одного из хаальварнов.

– Танцует. Совсем спятила девка, – это прозвучало почти сочувственно.

Я отбросила их слова и присутствие, как отбрасывала раздирающие меня на части мысли. Ушла в сторону, концентрируясь на движениях танца. Направляя всю силу, гнев, отчаяние в резкий выпад, а после в прогиб.

Грудь по-прежнему жгло, ладони горели, поэтому останавливаться было нельзя. Лишь на миг обернувшись, увидела, что руки хаальварнов лежат на оружии – и прикрыла глаза. Нельзя показать им свое пламя. Нельзя показать то, что во мне есть сила. Это единственное, что может меня спасти, когда придет Горрхат.

Поэтому я танцевала с закрытыми глазами, чувствуя близость предавших моего отца воинов – и отступая. Вскидывая руки, чтобы задеть пальцами холодный покрывшийся мхом и плесенью потолок, и опуская, чтобы развернуться.

Витхар не может меня любить.

Он не придет.

Нельзя любить одну и целовать другую.

Нельзя жениться на другой, если твое сердце бьется ради одной-единственной.

Нельзя.

Они просчитались.

Эта мысль снова собралась жаром в центре ладоней, и я с силой впечатала их прямо в пол. Накидка мешала, и я отстегнула ее, сбросила на пыльный тюфяк.

На миг приоткрыла глаза, делая глубокий вздох – и взмывая ввысь в беззвучном крике, который рвался из сердца.

Впервые в жизни охватившая меня безысходность оказалась сильнее меня, и горечь ее была словно сухие ветки в груди, заставляющее пламя ребенка разгораться все ярче и ярче. Уговаривать, просить, умолять сейчас было бессмысленно. Вместе со мной бился запертый, попавший в ловушку драконенок, чувствующий меня так же остро, как я его. Во мне же билась одна страшная мысль: не уберегла.

Я не должна была доверять Янгеррду.

Не должна была доверять Мэррис.

Никому.

Никогда.

Я всегда была одна, только так и спасалась, так что же изменилось сейчас?!

В отчаянии метнулась к стене, не рассчитав расстояние ударилась о каменный стык, отпрянула, сжимая пальцы в кулак и делая выпад.

Витхар был прав.

Любовь – это слабость. Это глупость. Это чувство, которое лишает рассудка и воли.

– Если любовь дает нам силу, – говорю маленькая я, глядя на маму, которая по-прежнему улыбается, закусив губу. – Почему я совсем не чувствую себя сильной? Ведь я люблю тебя, папу и Сарра. Еще няню, и Берта, и…

– Потому что сила, которую дает любовь, невидимая, и от того еще более несокрушимая, – мама притягивает меня к себе. – В каком-то смысле, Теарин, ты ничуть не слабее папы.

– Правда? – я широко улыбаюсь. – Значит, я могу все-все-все?!