Она стала приближенной Годфрида, который воздвиг здесь, среди дикарей, маленький храм самого себя. Он не объявлял себя божеством, но все те, кто служил ему, верили в его избранность – ведь Годфрид был бессмертным. Инэрис тоже стала служить ему – иногда телохранителем, иногда убийцей, иногда эмиссаром. Воевать она больше не хотела и просто делала то, что умела.

Только каждую ночь перед глазами снова и снова вставал алый цветок, распускавшийся на поверхности Нимеи.

Инэрис проснулась среди ночи, как это часто бывало, и с трудом успокоила дыхание. В эти мгновения пробуждения она всегда чувствовала себя обнажённой. Холодный воздух обжигал кожу, а перед глазами всё ещё стояла алая волна, бегущая по поверхности планеты.

Инэрис смахнула со лба пот, встала и, торопливо одевшись, вышла из спальни. Прошла по коридорам, раздумывая, что делать теперь. Ей нужно было с кем-то поговорить – не важно с кем, с конюхом или с конунгом, лишь бы он был живым. Не придумав ничего лучше, она свернула к тронному залу, на ходу раздумывая, что могла бы обсудить с конунгом. Отличным поводом мог стать её собственный отъезд с поручением на север.

Инэрис вошла и остановилась, наблюдая, как движется к конунгу очередь просителей – тот часто работал допоздна, зато вставал после полудня. Последним стоял стройный мужчина в дорожном плаще с длинными тёмно-русыми волосами, стлавшимися по плечам. Он стоял вполоборота, так что Инэрис могла разглядеть контуры орлиного носа и длинные, но светлые, будто седые, ресницы. Мужчина поднял руку и коснулся рассеченной брови – только теперь Инэрис заметила на его лице кровь. Пальцы у него были длинные и тонкие, совсем не такие, как у большинства здешних дикарей, и от вида тяжёлых оков, сомкнутых на запястьях, по спине пробегали мурашки.

А потом незнакомец заговорил. Его голос странно поглаживал слух, словно бархат касался кожи – и нелепым аккордом на фоне его слов звучал резкий приказ: «Отрезать язык».

Инэрис не помнила, когда в последний раз испытывала столь резкий и сильный приступ злости. Готфрид раздражал её с каждым днём всё сильнее. Но Инэрис всегда умела держать себя в руках и молчала, не позволяя себе на публике подрывать самолюбие маленького местного божка.

- Пусть поёт, - сказала она, выходя на свет.

Конунг и пленник – оба обернулись на неё.

- Увести, - приказал Готфрид, а когда пленника вывели, взмахом руки приказал выйти и слугам. Он поднялся с трона и подошёл к девушке вплотную. – Что ты себе позволяешь?

Инэрис и сама не знала, что она себе позволяет. Просто лопнула давно натянутая струна где-то внутри, и слова сами срывались с языка.

- Что ты себе позволяешь? Ты мнишь себя повелителем этих людей, но тебе плевать на них всех.

- Как и тебе!

- Я не называю себя их властелином.

Годфрид усмехнулся, и в усмешке его сквозило что-то недоброе.

- Ещё бы… - он хотел добавить что-то ещё, но замолк на полуслове и шагнул к девушке.

- Ты должен мне награду, - сказала Инэрис мягко, - я ведь хорошо служу тебе. Оставь мне этого барда. Разве я много прошу?

- Награду? – Годфрид сделал ещё шаг вперёд. – А как насчёт моей награды? – ещё шаг, так что Инэрис ощутила его горячее дыхание на своём лице. – Я спас тебя. А ты смеешь перечить мне и требовать от меня чего-то.

- Я верно служу тебе не один год. Думаю, расплатилась сполна.

- Думаешь, я не найду себе другого телохранителя?

- Такого, как я? Думаю, нет.

- Брось. Ты не можешь не понимать, зачем нужна мне.

Инэрис подняла брови и пару секунд смотрела на Годфрида, а потом звонко рассмеялась.