—Как красиво, Матвей! У тебя так здорово получилось! Ты такой умничка, — я поднимаю брата на руки и начинаю целовать в пухлые щеки. Матвей начинает хохотать, а бабушка делает ему замечание, что он опять снял носки. Я заставляю младшего брата все-таки надеть носочки и мы все вместе идем на кухню.

—Как я люблю твои пирожки с яблоком, Ба! — я сажусь за стол и подгибаю край порванной скатерти. Мысленно делаю себе напоминание, что с первой зарплатой нужно обновить все на кухне: заменить сколотые чашки, отдать тюль в химчистку, купить новую скатерть.

—Поверить не могу, что тебя взяли, Адель! Там правда так хорошо платят?

—Говорят, что да. По крайней мере больше, чем если бы я продолжала варить кофе в кафе через улицу.

—Но работа официанткой, такой изнурительный труд! Я буду переживать за тебя. Антонина говорит, что к ее внучке приставали пьяный мужчины, когда та работала в баре. Вдруг с тобой случиться ужасные вещи, Адель! Твоя безопасность не стоит никаких денег!

Анна Александровна, моя бабушка, разворачивается и ставит на стол тарелку, доверху наполненную выпечкой. Ее усталые и грустные глаза наполняются слезами, а морщинистый подбородок начинает подрагивать.

Как сказать человеку, который сорок лет проработал учителем русского языка, что ее внучка будет танцевать на пилоне перед богатыми мужиками? Никак. Поэтому я и выдумала миф о несуществующей работе официантки. Пусть будет думать, что я лишь разношу подносы с едой, а не показываю свое тело за деньги.

—Бабуль, перестань. Ничего со мной не случится. Это хорошее заведение, в котором есть охрана. Тебе не о чем беспокоится. Ты же знаешь, как много времени и сил уходило на утреннюю работу в кофейне, а по вечерам на собирание цветов в местном цветочном магазине. А здесь график удобный, к тому же, в ночную смену платят больше.

—Ой, девочка моя, ты не должна работать на износ в свои прекрасные годы. Прости меня, что тебе приходится жертвовать своей юностью, — каждый раз, когда бабушка видела, как я приходила с очередной изнуряющей смены, валилась с ног и засыпала на ходу, она начинала громко плакать и извиняться передо мной. — Я такая старая стала, что даже выйти в магазин мне стало не под силу. А сколько денег уходит на мои лекарства? Ну разве прокормишь вас с Матвейкой на мою крохотную пенсию?

Я подхожу к сгорбившейся тонюсенькой фигурки бабушки и накрываю ее плечи своими ладонями, прижимаясь щекой к ее голове. В нос проникает знакомый запах мыла, выпечки и благородной старости. Матвей, который все это время внимательно нас слушал, быстро пережевывает откусанный кусок пирожка, и подбегает к нам, накрывая своими маленькими ручками наши тела. Бабушка начинает улыбаться и кладет свою сморщенную ладонь поверх наших рук.

—Я вырасту и куплю большой-большой дом. Адель не будет больше работать и приходить поздно ночью. А ты, бабушка, больше не будешь плакать.

Я начинаю улыбаться и пытаюсь заткнуть вновь изъязвленную рану в сердце, прижимаю макушку брата к себе, чтобы он не видел, как на моих глазах выступают слезы.

***

Я стою уже примерно минут десять, как вкопанная. Изумленно смотрю на обстановку вокруг, поражаясь каждой детали интерьера. Потолок ночного клуба состоит из множества светодиодных фиолетовых треугольников, которые собираются в симметричные узоры. Чуть дальше, ближе к VIP-зоне, с потолка начинают свисать разноцветные светильники, которые к центру собираются в красивую спираль. Множество белых кожаных полукруглых диванчиков в специальных зонах для отдыха, отдаленных от танцпола. Огромная вышка диджея, его рабочий пульт с множеством кнопок, огромные колонки. Уверена, это оборудование стоит несколько миллионов. В центре, у главной стены, небольшая сцена, посередине которой расположен металлический шест. По всей площади заведения множество золотых клеток, находящихся на разных уровнях высоты. Эти клетки для танцовщиц, которых в этом месте принято называть пташками. Но больше всего меня поразил огромный бар, который протягивался вдоль всей стены, а масштабы здесь не малые. И при всем этом, здесь нет ритмичной музыки, не все светильники и софиты работают, нет танцующей толпы и элиты нашего города.