– Да провались! – Мужчина внезапно оттолкнул ее, одновременно отпустив руку, женщина едва устояла на ногах. – Никто из вас мне не нужен! Ни ты, ни она, ни…

Татьяна отступила к постели, растирая онемевшее запястье.

– То, что ты натворил, называется преступлением. – Она все еще старалась говорить спокойно. – Ты обеспечил чужому человеку, бог знает кому, доступ в мою квартиру. Она могла меня обокрасть. Она… Спала на этой постели! С тобой! Мылась в моей ванне! И думала – дура, дура! – что квартира снята специально для встреч с нею! Да как можно быть такой наивной! Как можно не заметить, что тут постоянно живут!

– Ну тогда и ты совершила преступление, обеспечив мне доступ в свою квартиру! – бросил мужчина, уже совершенно одетый. Он наклонился и поднял с пола два темных комочка: – А насчет кражи… Смотри, ты еще осталась в выигрыше! Она оставила тут свои перчатки!

И он швырнул их Татьяне в лицо. Та оцепенела и едва смогла вымолвить побелевшими от гнева губами:

– Чтобы никогда больше… Сюда…

– Вот!

Теперь мужчина бросил ключи – не ей в лицо, на постель, но женщина вздрогнула точно так же. Она задрожала, и тут лед, заковавший ей сердце с той минуты, когда сюда вбежала наивная, румяная с мороза, счастливая девушка, сломался. Татьяна упала на постель и зарыдала:

– Что я тебе сделала? Как ты мог? Вот так, да? Так просто устроил свою жизнь?! Иди к жене! Иди к той! Иди, куда хочешь! Но чтобы сюда больше – ни ногой! Я не нищенка, чтобы выпрашивать любовь! Желающих полно!

– Тем лучше. – Он уже отошел к двери и теперь отыскивал пальто среди груды одежды, наваленной в кресле. Когда они встречались – обычно раз в месяц, то раздевались очень порывисто. – Я буду за тебя спокоен.

– Какой же ты…

– Негодяй? – Он насмешливо взглянул на женщину и ей показалось, что это худший момент этого вечера, хотя вечер и сам по себе был достаточно плох. А может быть, худший момент всей ее жизни. В его взгляде не было раскаяния. Не было нерешительности, которая хоть на миг овладевает любым мужчиной, когда он бросает женщину. Она ощутила себя чем-то, что использовали и бросили. Именно чем-то, даже не кем-то. И сжалась в комок на постели.

– А ты – добродетельная? – Он спокойно отряхивал смятое пальто. – Знаешь, мы друг друга стоим. Ты отбивала мужа у жены. А я изменял и ей, и тебе.

– И твоей Маше… – еле слышно пробормотала женщина, ловя его взгляд. – Не сбрасывай ее со счетов!

– Кстати, о счетах, – тот обернулся, стоя в дверях. – Долг я верну.

– Можешь не торопиться.

– Какие мы сильные! – усмехнулся он и вышел. Через секунду Татьяна услышала, как захлопнулась входная дверь. Она вскочила и босиком перебежала по ледяному полу к окну, прижалась к стеклу. Вот он – вышел, плотнее подтянул шарф, открыл дверцу машины, сел… Уехал.

– Дима… – пробормотала она и провела по губам пальцами, будто стирая это имя, поморщилась, закрыла глаза. Поверить в то, что случилось, она так и не успела. Вернуться из командировки… Назначить свидание… Твой любовник, тот, о ком втайне думаешь, как о возможном муже… Вино и свечи. Он принес розы – вон они лежат на столе, даже неразвернутые. Смятая постель. И эта девушка, застывшая на пороге комнаты с медленно гаснущей улыбкой на губах. По этой улыбке Татьяна сразу поняла, что она его любит. А после десяти минут бессвязных переговоров – Дима молчал – поняла и все остальное. Та – его любовница. И она даже не знала о том, что Дима женат. Он сказал, что не имеет возможности встречаться с ней на своей квартире и потому специально для нее, для Маши, снял эту. Для встреч.