Галдящий хвост из учащихся всех возрастов свешивался с крыльца школы и стелился по ступеням. «А ведь мне, наверное, уже нужно быть внутри, чтобы их всех там встречать», – испугалась я и поскорей вклинилась в шумный поток. Не успела я пожалеть о том, что со мною нет Игоря, как бурлящая детская лавина внесла меня в двери.

Передо мной открылась поражающая воображение картина. Дети под звуки охрипшего гонга металлоискателя начинали отработанными движениями потрошить свои мешки со сменкой. Младшие как есть грохались на пол, даже не пытаясь притулиться куда-нибудь в укромном местечке, и стаскивали с себя уличную обувь. Те, что постарше, умудрялись переобуться на ходу, переступая через младших, которые, в свою очередь, уже поднимались, подхватывали пожитки и ломились на устрашающий кордон дежурных. Дежурные же осуществляли некую загадочную функцию, которую мне сейчас предстояло не только постичь, но и начать добросовестно исполнять.

Это действо напоминало кинохронику высадки в Нормандии, за исключением того, что лица штурмующих не выражали ни страданий, ни ярости. Я бы даже сказала, что кругом царила атмосфера веселья. Недружелюбная принимающая сторона тоже не демонстрировала ненависти к наступающим и встречала их с дежурной беззлобной грубостью:

– Какой класс? Пропуск? Сменка? Ну и иди домой за сменкой! – Впрочем, эти претензии касались лишь малых и слабых. Кто старше и больше – проходили сквозь кордон беспрепятственно.

Вдруг я сообразила, что меня сейчас неминуемо примут за школьницу, наорут и заставят переобуться. К счастью, в этот самый миг я увидела Хомякову, которая что-то внушала рослому парню из стана атакующих. Я прислушалась.

Речь шла о причёсках.

– Чтобы я больше не видела! Постригись! Ты на кого похож? На кого ты похож?

Парень угрюмо склонил голову, и его свисающие пряди скрывали лицо, на котором, я уверена, можно было бы прочесть что-то вроде: «Да хоть бы она уже отвязалась». И тут я поняла, на кого он похож. Его причёска один в один копировала хомяковскую. Поражённая этим открытием, я готова была расхохотаться, как вдруг Хомякова заметила меня и гаркнула так, что весь смех пропал:

– А ты почему никого не ловишь? Все без сменки!

Мне почему-то вспомнилась цитата из Толстого: «Про…али волка-то?!» и я машинально (когда же это во мне прекратится?) развернулась на сто восемьдесят и, как науськанная собака, кинулась хватать дичь.

– Где сменка? – налетела я на первого попавшегося малыша.

Кроха раскрыл рот, набрал воздуха и добросовестно залопотал что-то в свою защиту, однако его силёнок явно не хватало, чтобы перекричать царящий гам. Он терпеливо и беззвучно шевелил губами, а я всё ниже и ниже наклонялась к нему, пока не сложилась пополам. Ухом к его губам, а носом к собственным сапогам.

И тут меня озарило.

Да что ж я за тварь-то такая? Требую с ребёнка сменку, а сама хожу по школе в уличных сапожищах. Сегодня, слава богу, в сухих. Я выпрямилась, смахнула внезапно навернувшуюся слезу, протянула руку моему малышу и повела его через кордон. Под мою ответственность. Суровые дежурные молча расступились, напуганные моей решимостью. Сегодня они не дождались добычи, и ранец с ножками уверенно потопал к турникетам. Дальше сам. Поди, знает, как. В крайнем случае пройдёт пешком под планкой.

– Кто без формы – направляй ко мне! – услышала я обращённые ко мне слова Хомяковой, но даже не оглянулась. Я уже приметила новую душу, которую надо было спасать. Девочку. Сэкономлю время и не стану её ни о чём расспрашивать, потому что здесь ещё так много несчастных, которым нужна моя защита.