Решение пришло быстро и как-то спонтанно. Дождавшись, когда отвар в котелке немного остынет, он перелил его в кружку, напоил мужика и, убедившись, что тот, успокоившись, наконец, уснул, вышел из дому и, нацепив лыжи, помчался в деревню. И снова скрип снега под лыжами, свист ветра в ушах и лыжня, петляющая между деревьями.

Иван сидел в жарко натопленной избе и, отдуваясь, пил чай со смородиновым листом, посматривая на шаньги, сложенные горкой на блюде. Выглядели они аппетитно и призывно манили к себе, но больше не лезло. И так три огромных куска слопал. Жена привычно копошилась рядом, а у печи фыркал кот, вляпавшийся в горку золы, просыпавшейся из поддувала. Он любил вот так, спокойно, посидеть в тепле и уюте и подумать о деревенских делах и заботах. А их у старосты всегда немало.

На крыльце раздались шаги, и кто-то шагнул в сени, шумно стряхивая с ног снег. Дверь открылась, и в горницу в клубах морозного воздуха ввалился Андрюшка, молодой охотник, сын вдовы Натальи. Следом в дом ворвался холодный уличный воздух, и Иван замахал руками.

– Дверь закрывай, охальник. Всю избу выстудишь. А дрова, чай, сами не рубятся и в поленницу не складываются.

– Дядька Иван! Я в лесу человека нашёл!

– Какого ещё человека? Шатуна, что ли?

– Нет! Человека! Правда, он странный какой-то, но точно не шатун.

– Чем же он странный?

– Одет необычно. Не по-нашему и не по погоде. Лыж нет, оружия нет, сапоги короткие, хлипкие, а одежда… В такой даже коров пасти неудобно. Да и говорит странно.

Широкие, кустистые брови старосты поползли вверх. Уже с интересом глядя на охотника, он поднялся из-за стола и прошёлся по горнице.

– Где, ить, ты его сыскал?

– На старой заимке, что у болотины. Сам удивился, когда его нашёл.

– Это он тебя? – кивнул Иван на начинающую наливаться лиловым скулу.

– Он.

– И где он сейчас?

– Там остался. Хворый. Простудился сильно. Жаром мается. Я его отваром напоил, и сюда сразу.

– Беги к Захару. Пусть сани запрягает. Сюда его привезём, а то, как бы он там не преставился. Давно их не было.

– Кого?

– Случайников.

– Это, что, случайник был?

– Ну, а кто же? Судя по тому, как ты его описал, случайник и есть.

– А, разве они так появляются?

– По-разному. Никогда не угадаешь, где на них наткнёшься. Это сейчас их нет. Вон, твой, за несколько лет первый. Я уж думал, что больше не будет их. А, ить, появился. Раньше-то их много было. Иной раз прямо посреди деревни проявлялись. Ну, чего уши развесил? Беги к Захару шибче. Надо этого твоего случайника с заимки перевозить. И, скажи, пусть тулуп в возок кинет. А то только труп мороженный привезём.

– Я мигом, – крикнул Андрей откуда-то из сеней.

– Мигом, – передразнил его Иван и задумчиво пожевал губами. – Мигом. Кому миг это миг, а кому и вечность.

Я открыл глаза и уставился в белёный дощатый потолок. Было тепло, да и лежалось удобно и мягко. Что-то не то. Никак не могу вспомнить, как я сюда попал. На апартаменты гостиницы не похоже, на мою дачу – тоже. И, уж, точно я не дома. Осторожно огляделся. Деревенская изба. Именно такая, какую я помню из своего детства. Тогда меня, ещё совсем сопливого мальчугана, родители привозили в деревню к бабушке. Запах чего-то слегка прелого, бревенчатая стена, тепло от белёной русской печки, домотканые дорожки на полу и тканевая занавеска, огораживающая закуток за печью, где я лежал. И как я сюда попал? Точно помню, что выехал на своём Мерседесе из Москвы.

Словно током прошибло от того, что внезапно вспомнилось всё: олень на дороге, неуправляемый занос, неумолимо приближающийся ствол сосны, пламя, с гудением вырывающееся из-под капота, заснеженный лес, заимка и паренёк с автоматом. Жаль, что это всё не оказалось сном. А, хотелось бы надеяться. Однако, это место тоже никак не могло быть той заимкой, в которой я вырубился. Или, всё-таки, парнишка меня вырубил? Да нет. Он передо мной сидел. Никак не мог. Значит, сам. Помнится, тогда и голова болела, и знобило не по-детски. Видать, сильно простыл во время своего блуждания по лесу. Вот и вырубился на самом интересном месте.