На раздумья ушла всего секунда. Кэс решила не дожидаться, пока ее порежут, и последовала совету Малики. Молча ударила женщину по лицу. Хрустнул хрящ, и темнокожая, хватаясь за лицо, рухнула на колени и завопила от боли. Кэс увидела, как от очереди отделились еще трое с лентами.

«Ну вот, кажется, я попаду не в карцер, а в медпункт», – только и успела подумать Кэс. Затем она с воплями первая накинулась на ту, что подошла к ней ближе всех. Дальше окружающее помещение и люди смазались в одно пятно. Кэс махала руками и вопила, как ненормальная, придавая себе сил и смелости. Мимо головы пролетела тарелка, расплескивая неприятное содержимое. С разных сторон на нее сыпались удары. Было больно, но ярость застилала эти ощущения. Ей прилетело в ухо, в подбородок, в живот, по ноге, по спине. В азарте она схватила с ближайшего стола поднос и наотмашь припечатала его в лицо нападавшей. Волосы, собранные в хвост, растрепались, тяжелая прядь, вымазанная кашей, упала на лицо, но смахнуть ее было некогда. В воздухе висел крепкий запах пота и крови, злобно рычали члены банды. На полу валялись вырванные пряди волос. В столовой взвыла тревога. Вокруг кричали заключенные, подначивая «наподдать этой суке», и что-то подсказывало: болеют они не за Кэс.

На голову обрушился удар дубинкой, и Кэс осела, отпустила рукав робы той, которую только что смачно лупила в печень. Остальным участникам драки тоже доставалось от надзирательниц. Кэс подхватили и заставили встать. Охранница наградила ее несколькими пинками и отборной бранью.

– Давай, мать твою, шевели копытами.

– В карцер? – пролепетала Кэс сквозь распухающую губу.

– В карцер, в карцер.

В одиночную камеру ее с силой втолкнули, так что она налетела на крошечный стол и больно ударилась бедром.

– Психичка, – буркнула надзирательница. – Будешь сидеть тут неделю, поняла?

И, не дожидаясь ответа, захлопнула тяжелую дверь с глазком.

Кэс слабо улыбнулась своей сомнительной победе. Она сползла на пол и наконец отдышалась. Это оказалось не так просто. Каждый глубокий вдох отдавался болью в боках. Она прощупала себя, проверяя, не успел ли кто из заключенных пырнуть ее заточкой, и осталась довольна результатом. Синяки пройдут бесследно. Она оглядела слабо освященную комнатку. Жесткая койка, раковина и унитаз. Вот и все удобства. Под потолком светлело окошко, затянутое сеткой. Толку от него было немного. Кэс, кряхтя, подползла к раковине и попыталась умыться холодной водой и смыть крупинки каши из волос.

Зеркало, конечно, отсутствовало, но и без него Кэс очень хорошо представляла, как выглядит. Скула ныла, глаз заплывал, разбитые губы становились все больше.

– Зато жива, – шепотом подбодрила она саму себя.

Теперь оставалось лишь надеяться, что у банды с лентами нет связей с охраной, и какая-нибудь из надзирательниц за отдельную плату не пустит девчонок поквитаться с наглой новенькой, наподдавшей целой толпе.

Дни в карцере тянулись медленно, но были далеки от жестокого наказания. Привыкшая постоянно находиться среди людского шума, Кэс и забыла, как приятно одиночество. Пусть она не всегда была в ладах с собой, и порой собственная компания жутко ее раздражала, сейчас это было очень кстати. Можно было спокойно обдумать ситуацию, постараться составить план. Кому можно позвонить, что делать, на кого переводить стрелки, кого не жалко кинуть под поезд правосудия, чтобы он не переехал ее. Она уже столько лет была жертвой чужих поступков, чужих решений. Сидя в карцере, она клялась себе, что эра жертвы и страданий окончена. Она выберется отсюда, найдет способ оправдать свое имя. И уедет. Она уедет как можно дальше, прочь из страны, прочь с этого материка. Туда, где ее не найдет прошлое, люди Фернандо и прочее дерьмоеды, отравляющие ее существование. Ей нужна полная, настоящая, чистая жизнь, и Кэс твердо пообещала себе, что начнет наконец жить.