— Кажется, я знаю, что это за способ, — крепко стиснула руку Игната в ладошках, — нам нужно попасть в имение.

— Эй! — крикнул брат вознице, — сворачивай к Каменной пади! И поторапливайся! — я видела, что у Игната на языке вертится куча вопросов, но он сдерживался, будто боялся спугнуть удачу. Может, и к лучшему, потому что меня опять накрыло воспоминаниями трехлетней давности.

— Солнышко, просыпайся! — на утро после пожара меня разбудил ласковый голос, — как себя чувствуешь, моя хорошая?

— Пить, — пискнула не своим голосом, и к губам тут же приставили емкость с живительной влагой. Такой вкусной воды я в жизни не пила, а потому проглотила содержимое кружки до капельки. Только после этого открыла глаза.

Увиденное поразило настолько, что я резко зажмурилась. Откуда в моей жизни возьмется убеленная сединами женщина, лоб которой перетянут расшитым пояском на старинный манер? Да и антураж позади никак не напоминал родной дом или, на худой конец, казенные стены поселковой больнички.

— Боярышня очнулась! — тут же раздался звонкий голос, никак не принадлежащий особе, которую я увидела. От любопытства широко распахнула глаза.

— Очнулась, Нинушка! — ласково улыбнулась женщина, обрадовавшаяся моему пробуждению.

Вот только я никакая не Нинушка! И место незнакомое. И тетенька абсолютно чужая! Хотя какая чужая, если чувствую тепло и ласку, от нее исходящую?

— Что со мной? — новый писк без сомнений раздался из моего горла, его даже ободрало от приложенных усилий. — Где я? — по привычке, хотела потереть переносицу и замерла, увидев взметнувшуюся тщедушную ручку. — Я? — подскочила на кровати, придирчиво оглядывая собственное тело. — Не я! — неловко завалилась набок, осознав, что увидела лишь слабого ребенка. Дорогое вышитое золотой нитью одеяло ничуть не скрывало худосочного тельца. И это тельце точно не Инга Симакина тридцати четырех лет от роду.

— Тише, деточка! — женщина подхватила меня и уложила на подушки, — не переживай. Ты в безопасности. Поверь, никто больше не посмеет тебе навредить.

А раньше посмели, что ли? — все еще не понимая, что происходит, поднесла руку к глазам. Кожа белая и будто светится изнутри, да и размер такой, будто бы мне года три-четыре. Совсем как у Олежика ладошка.

— Где я? — повторила вопрос, и незнакомка соизволила ответить. Не ожидала, если честно, уж больно сильно причитала и сокрушалась о каком-то событии.

— Так, дома вы, боярышня, в родовом поместье Забелиных. Скоро батюшка ваш пожалует, а матушка от переживаний слегла, доктор ей сонных капель прописал.

Я безвольно опустила руку и прикрыла глаза. Перед глазами еще стояло огненное марево, нос чутко улавливал запах гари, а по телу гуляли фантомные боли. Надо подумать и разобраться, что все-таки происходит.

— А кто я? — спросила умирающим голосом. Это нетрудно на самом деле, когда внутри сил не осталось даже на то, чтобы пальцем пошевелить.

— Так, боярышня, Ниночка Константиновна Забелина, шести лет отроду. Неужто не помнишь, дитятко?

Писец! — крепко зажмурилась, переваривая новости. На память я не жаловалась, и прекрасно помнила, как бросилась спасать маму Аню и папу Роберта. Стало быть, у меня не получилось? — сердце сдавило болезненным спазмом, а на глазах проступили слезы. — Я умерла? Выходит, Иришка с Олежиком сиротками остались? Как же так? А Колюшка как там без меня?

— Ну-ну, поплачь, маленькая, — ощутила, как меня ласково погладили по голове, — чудом выжила. Чудом! Кто бы мог подумать, что амулет Забелиных такую силу имеет!

— Амулет? — зацепилась за слова женщины, — какой амулет?