– Кх-м-м, – я аж подавился от такой откровенности. – С чего вдруг. На острове безопаснее, чем в самой фешенебельной из больниц и чем под присмотром сотен врачей.

– Ты не чувствуешь?

– Что? – Что я должен чувствовать?

– Ты излучаешь ауру спокойствия.

– Чего?! – А мне кажется, что я нервный, как богомол, увидевший самку, и понимающий чем придётся в итоге заплатить.

– Если бы не твоё выражения лица, а-ля «не подходи – убью», то за тобой бы давно шатались толпы народа.

– Зачем?

– Просто так шатались бы, с тобой спокойнее.

– Не понимаю.

– А! Забей…

Мне на время удалось остаться одному. Не знаю почему, но минут двадцать назад Джастин что-то заметил, хлопнул меня по плечу, сказал: «Я на секундочку», – и ввинтился в толпу. И пропал. Первые пять, а то и десять минут я наслаждался тишиной и тем, что никто мне не катается по ушам. Но прошло время, и мне стало не хватать этого постоянного бубнежа под ухом.

Вот чёрт! Я что, привязался к этому растаману? Этого только не хватало! Столько лет по капле выдавливать из себя социальные инстинкты, и для чего? Чтобы в итоге вот так всё растерять в мгновение ока? Нет, я не спорю, харизма у парня просто непомерная, но я-то хорош! Расплылся…

Скучно. Уже два часа сижу, свесив ноги с обрыва. Один раз даже спрыгнул. Ну его на фиг, больше такой тупости не повторю. Да, мы тут бессмертны и не можем умереть. Но вот сам процесс до момента смерти – как-то мне никто не упоминал, что он будет столь… Столь настоящим. Чувствовать, как ломаются твои ноги, как рёбра раздирают лёгкие. Бр-р-р. А потом умереть. Понарошку умереть, на долю секунды. Умереть, чтобы тут же открыть глаза в центральном храме – в зале резуректа[4]. И, надо сказать, ещё и с дебафом[5] на общее физическое состояние. Выражающемся в повышенной утомляемости и головной боли на два часа.

Нет, я ещё не понял в игре или в реальном мире нахожусь. Но игровые термины как нельзя лучше описывают происходящее. Так что в этот раз я просто смотрю на безбрежный океан. Он могуч и красив.

– Эй! Вот ты где!

Из-за спины я слышу радостный возглас Джастина. Едва сдерживаюсь, чтобы не обернуться и не показать свою радость. Сижу, делаю вид, будто мне всё равно, что он меня нашёл. Но на душе, в груди, разливается столь забытое тепло. Такое, какое бывает, когда рядом с тобой близкий человек – друг. Когда он успел им для меня стать, этот носитель дредов? Не ведаю, но отрицать моё дружеское к нему расположение – глупо.

– Эй! Эхо, смотри, кого я привёл!

И эта фраза заставляет меня обернуться. Медленно обернуться, нарочито медленно. Если он привёл смотрителя, в чьих любимчиках он ходит, я его аккуратно скину с обрыва. Не умрёт, но помучается!

Увидев, кого растаман привёл с собой, поневоле зашарил по земле в поисках секиры. Но её не было, и сейчас я очень жалел, что сдал её в арсенал. И пусть тут нельзя причинить физический вред другому, но… Разум-то всё понимает, а тело так и порывается сбежать.

Радостно прыгая вокруг того самого гиганта, которому я на арене сперва отрубил ноги, а потом обезглавил, с неподражаемой улыбкой носится Джас. Чёрт. Я на него смотрю и мне реально страшно!

Редко встречаю людей, которые НАСТОЛЬКО меня больше. По правде, я со своими метр девяносто редко на кого смотрю снизу вверх. А тут… Да в нём два двадцать, наверное! И это лицо, изуродованное оспой. Да на гориллу смотреть приятнее, чем на него! А ещё он рыжий и в веснушках. Других людей веснушки делают выглядящими как-то добрее, приветливее, но в данном случае… Нет, они тут не работали, разве что с обратным эффектом, делая великана ещё страшнее.