5. Формирование у допрашиваемого ошибочного представления об осведомленности лица, проводящего расследование, или о неосведомленности последнего относительно ложности выдвинутых объяснений или представленных доказательств.

Из сказанного можно сделать вывод, что тактическая комбинация предполагает, что проводящее ее лицо маневрирует имеющейся у него информацией о следственной ситуации.

Следует еще раз подчеркнуть, что допустимость тактической комбинации определяется, помимо других условий, допустимостью составляющих ее содержание следственных действий, правомерностью и нравственностью сочетания всех ее элементов. Правомерность любого следственного действия означает наличие его правовой регламентации в законе. С правовой точки зрения, результаты действий, не предусмотренных законом или выходящих за его рамки, ничтожны: фактические данные, установленные таким путем, не могут быть доказательством. Например, должностные лица правоохранительных органов, проводящие допрос, объявляют допрашиваемому, что, отказываясь давать показания, он лишь подтверждает свою вину. Это не что иное, как попытка переложить бремя доказывания на подозреваемого или обвиняемого, что недопустимо с любой точки зрения.

Спорным является вопрос о возможности применения в ходе допроса так называемой инсценировки предъявления доказательств, когда как бы случайно предъявляются не доказательства, имеющиеся в наличии у следователя, а предметы, похожие на доказательства. Инсценировки обычно применяются, когда нет реальных доказательств в деле. Классический пример – следующий случай. При обыске в квартире А., проводившемся в его присутствии, было изъято сравнительно немного ценностей. Из оперативных источников следователю было известно, что у А. должно находиться значительно больше ювелирных изделий, похищенных из ломбарда. Однако на допросах А. долгое время утверждал, что у него ничего больше нет. Тогда следователь решил прибегнуть к инсценировке. Перед вызовом А. на очередной допрос он разложил на своем столе золотые монеты, изделия и бриллианты, изъятые у других обвиняемых. Когда А. ввели в кабинет, он в течение нескольких секунд с отдаленного расстояния, исключающего возможность детального рассмотрения, смотрел на разложенные на столе ценности, которые следователь тут же начал убирать в пакет, бросив фразу конвою: «Подождите минуточку». Конвоир, извинившись, вывел А. в коридор, а когда по предложению следователя вновь ввел его в кабинет, никаких ценностей на столе уже не было. В ходе допроса следователь задавал вопросы, касавшиеся малозначительных деталей преступной деятельности А. Допрашиваемый был в подавленном состоянии, хотя и старался выглядеть равнодушным и не выдавать своего волнения. Возвратившись в камеру, он попросил бумагу и написал заявление, в котором указал места хранения всех ценностей, добытых преступным путем. Относительно подобных действий мнения специалистов по уголовному процессу кардинально расходятся: одни считают действия следователя эффективными, но противозаконными. Следует учитывать, что следователь может находиться в плену какой-либо ложной версии и подстраивать под нее свои процессуальные поступки. Подобные действия следователя вкупе с грубым обращением с обвиняемым и жестким давлением на него могут повлечь самооговор из-за чувства безысходности. Однако в рассмотренном случае давления на подозреваемого не оказывалось: если бы у него в ходе обыска были изъяты все похищенные ценности, А. никак не отреагировал бы на уловку следователя. Таким образом, действия следователя отвечают критерию