Закончив свою бурную речь этим венерологическим пассажем, Дарья ввалилась в комнату и так хлопнула дверью, что у меня из рук вывалилась вся стопка «Роад Муви».

– Неприятности? – Я сочувственно покачала головой.

– Творческие разногласия. Не обращай внимания…

– А кто такая Канунникова?

Дарья, до этого бегавшая по комнате, остановилась, как громом пораженная:

– Ты не знаешь, кто такая Канунникова?!

– Нет.

– Ты меня разыгрываешь.

– Да нет же.

Все последующее показалось мне дурным сном. Дашка, надменная, циничная Дашка, повалилась передо мной на колени и принялась исступленно бить поклоны. И так же исступленно креститься:

– Господи! Благодарю тебя, господи!!! Свершилось! Хоть кто-то о ней не знает! Хоть кто-то о ней не слышал, господи! Какое счастье!…

На глазах у Дарьи проступили слезы благодарности. Еще раз стукнувшись лбом о паркет, она попыталась ухватить мою руку и поцеловать ее.

Это было уж слишком. Я отдернула пальцы, на всякий случай отошла к окну и уже оттуда запустила в Дарью вопросом:

– Может, объяснишь мне, что происходит?

– Сначала поклянись, что ты не врешь. Что ты действительно не знаешь, кто такая Аглая Канунникова.

– Понятия не имею.

– Поклянись.

– Хорошо. Клянусь.

Религиозный экстаз затух так же стремительно, как и вспыхнул, Дарья устроилась в кресле, выбила из пачки пухлую светло-коричневую сигарету «Captain Black» и с наслаждением закурила.

– Я жду, – напомнила о себе я.

– «Дервиш сжигает Париж», – с выражением произнесла моя чумовая подружка и нехорошо засмеялась. – Что такое «Дервиш сжигает Париж»?

– Кич, – с готовностью произнесла я, почувствовав, как организм начинает декалитрами вырабатывать желудочный сок. – Квинтэссенция пошлости.

– А теперь представь эту самую квинтэссенцию, но в объеме не… Сколько там было страниц у твоего бабуина?

– Восемьдесят семь.

– А теперь представь еще одно: их не восемьдесят семь, а четыреста восемьдесят семь. Четыреста восемьдесят семь страниц кича каждые четыре месяца. Это и есть Аглая Канунникова.

– Так она писательница? – осенило меня.

Дарья дернулась, как от удара током.

– Помнишь покойного Кешу?

– «Девки, выпьем»?

– Именно. Наш несчастный попугай – и тот нацарапал бы лучше. Жаль, подох не вовремя. А то украсил бы собой масскультуру.

– Чего ты бесишься? В стране полно авторов подобного чтива.

– Она – единственная, – в голосе Дарьи было столько ненависти и страстной убежденности, что я даже поежилась. – Единственная, кто смог так раскрутиться. Куда ни плюнь – всюду она. Знаешь, почему я купила машину? Потому что в метро все читают только ее. Видеть этого не могу!

– Ты меня пугаешь, – начала было я, но Дашка перебила меня самым бесцеремонным образом:

– А теперь еще новый геморрой. Эта сволочь выпустила очередную книжонку, которую я должна рецензировать. Редакция, видите ли, с большим интересом следит за творчеством Аглаи Канунниковой.

– Ну и напиши, что книга – полный отстой.

Дарья выпустила струю дыма мне прямо в лицо и прищурилась:

– Слушай, а почему бы тебе это не написать?

– Мне?!

– А что? Тряхни стариной, у тебя ведь неплохо получалось когда-то. Выспишься на этой твари как следует. Народ тащится, когда распинают его любимцев, это часть игры… Больших денег, конечно, не обещаю, но если ты понравишься Главному… Это шанс.

– Я так не думаю…

…Остаток дня мы с шумом и гиканьем носились по разомлевшей Москве, пили кагор в каких-то кафешантанах и текилу в каких-то кабаках. Два раза меня вытошнило, два раза Дарью останавливали гаишники, и два раза ей удалось от них откупиться. Как мы добрались до Дашкиной квартиры, я не помнила. Но первое, что увидела, когда проснулась на следующее – отнюдь не прекрасное – утро, оказалось книгой Аглаи Канунниковой.