Гейл косится на Перри – сама не зная зачем. Тот отводит глаза.

– Он такой скользкий тип, – жалуется Гейл, выражая скорее недовольство Люком, нежели Марком, и морщится, как будто съела нечто отвратительное.


Марк едва успел устроиться рядом с ней на скамье, как тут же затянул привычную песню о том, какой богач этот его русский друг. По словам Марка, «Три трубы» – лишь одно из Диминых поместий. У него, мол, есть недвижимость и на Мадейре, и в Сочи, на берегу Черного моря.

– И дом в пригороде Берна, – продолжала Гейл, – где находится его фирма. Но он предпочитает странствовать. Проводит часть года в Париже, часть – в Москве, часть – в Риме. Так говорил Марк… – Она увидела, что Ивонн делает очередную пометку. – Но основное место жительства Димы или, по крайней мере, его детей, – это Швейцария; они учатся в каком-то интернате для детей миллионеров, в горах. Еще Марк говорил о некоей «компании». Утверждал, что Дима ею владеет. Она зарегистрирована на Кипре. А еще – банки. Несколько банков. Крупный бизнес. Именно это в первую очередь и привело Диму на остров. На Антигуа четыре русских банка, по словам Марка, и один украинский. На самом деле это всего лишь латунные таблички в торговых центрах да телефон на столе у местного юриста. На одной из таких табличек значится имя Димы. «Три трубы» он купил за наличные. Если верить Марку, отель одолжил ему даже не чемоданы, а целые корзины наличных. Жуть какая-то! Двадцатидолларовыми банкнотами, не пятидесятидолларовыми. Пятьдесят баксов – слишком рискованно. Дима приобрел дом, заброшенную сахарную фабрику и полуостров, на котором стоит то и другое.

– Марк называл сумму? – подал голос Люк.

– Шесть миллионов долларов США. И теннис – тоже не просто удовольствие. По крайней мере, это не основное его назначение, – продолжала Гейл, сама удивляясь, как много она помнит из монолога Марка. – Теннис в России – несомненный показатель статуса. Если русский хвалится, что играет в теннис, это значит, что он богат до неприличия. Благодаря великолепным урокам Марка Дима выиграл в Москве какой-то кубок, так что все рты раскрыли. Но он не должен об этом рассказывать: Дима предпочитает считать, что сам всего добился. Марк сделал для меня исключение лишь потому, что полностью мне доверяет. А если я как-нибудь загляну к нему в магазин, то в маленькой уютной комнатке наверху мы могли бы продолжить разговор…

Люк и Ивонн сочувственно улыбнулись, Перри – нет.

– А Тамара? – спросил Люк.

– Марк сказал, что она «Богом ушибленная». А по мнению местных – просто сумасшедшая. Не купается, не ходит на пляж, не играет в теннис, не разговаривает с собственными детьми – разве что о Боге, – Наташу вообще игнорирует, почти ни с кем не общается, разве что с Элспет, женой Амброза. Элспет работает в туристической фирме, но когда приезжает Дима с семьей, она бросает все и бежит помогать мужу. По слухам, одна из горничных недавно позаимствовала что-то из Тамариных украшений, чтобы надеть на танцы; Тамара застукала ее, прежде чем девушка успела положить вещь на место, и укусила за руку так сильно, что пришлось наложить двенадцать швов. Марк говорит, что на месте пострадавшей потребовал бы заодно и прививку от бешенства.

– А теперь, Гейл, пожалуйста, расскажите о тех девочках, которые сели рядом с вами, – попросил Люк.


Ивонн играла роль прокурора, Люк изображал ее помощника, а Гейл сидела на свидетельском месте, стараясь не утратить самообладания, – именно это она советовала своим подопечным, угрожая в противном случае отлучением.