Света и Ваня тоскливо разглядывали ветхие желтые страницы, от которых на пальцах оставалась пыль, читали скучные и маловразумительные тексты, запоминали карты и заучивали страны, которых в мире уже давно не было.

Таня с содроганием ждала, когда свекровь доберется до «Домостроя».

Раньше она одна терпела тиранию свекрови, теперь же под нее попали и дети. Этого Таня стерпеть уже не могла. Они начали ссориться с Маргаритой Федоровной почти в каждый ее визит.

– Да поймите вы, что эти книги интересны только каким-нибудь библиофилам, а не детям! – убеждала Таня непреклонную, как стальной прут, свекровь. – Сейчас не начало XX века, у образования другие стандарты!

– Знаю я ваши стандарты! – Маргарита Фёдоровна, естественно, все знала лучше всех. – Сидеть в телефонах весь день – вот ваши стандарты! Ты моих внуков и так избаловала в конец, что из них без меня выйдет?

Как всегда, свекровь была несправедлива, гаджеты детям выделялись не каждый день и ненадолго, а перед приходом Маргариты Фёдоровны так вообще прятались от глаз подальше. А то некоторые детские игрушки та уже забраковала и внесла в список «на помойку». Дети каждый раз старались по максимуму спрятать свои вещи, и это выглядело достаточно жутко.

Наряду с древними учебниками, любимым педагогическим материалом Маргариты Фёдоровны были не менее древние брошюрки и тоненькие книжки, которые выглядели так, как будто она нашла их на помойке («Наверное, когда Светину футболку выбрасывала» – с неожиданной для себя злостью думала Таня). В них бесчисленные и однообразные, как отлитые из одной формы, пионеры и пионерки партизанили в тылу врага или мчались куда-то в ночь с невероятно важными донесениями, но в конце непременно гибли, запытанные немцами. Дети очень пугались таких книжек, и после них долго не могли заснуть.

Поэтому не удивительно, что во время очередного визита бабушки, только увидев ее, дети не выдержали. Ваня расплакался, а Света чуть не впала в истерику.

В это время дома был Глеб, и он в немом изумлении уставился на ревущих детей. Маргарита Фёдоровна замерла с видом незаслуженно оскорбленного достоинства: уголки губ книзу, брови кверху, в глазах непонимание и скорбь великая.

Таня единственная не замерла соляным столпом, не стала любоваться этой сценой «к нам приехал ревизор», а быстро и тактично вывела детей из-за стола и отвела в комнату Светы – успокаивать.

Дети еще долго не могли заснуть, хоть и было поздно. Таня включила им ночник в виде кота и успокаивала. Сначала она просто гладила их и обнимала (причем новоявленная бунтарка Света прижималась к ней крепче брата), потом, нарочито грозным, подчеркнуто злодейским голосом начала им рассказывать какую-то нелепицу из тех, которые слышала краем уха, когда им читала бабушка. В мамином исполнении эти грозные слова, этот страшный образ потихоньку переставали быть такими пугающими, и дети сначала перестали плакать, потом перестали всхлипывать, потом даже захихикали.

И незаметно для самих себя и для Тани, которая немного увлеклась зачитыванием этих смешных сейчас литаний тещи, дети потихоньку уснули.

Когда Таня вернулась на кухню, она застала яростный, вполголоса, разговор, даже не разговор, а выяснение отношений между Глебом и Маргаритой Фёдоровной. Свекровь все еще строила из себя монашку, точнее, мать-настоятельницу монастыря, в котором все идут против нее и намерены ее оболгать и опорочить.

– Достаточно, – устало сказала Таня. – Давайте уже просто перестанем. Детям только уже и хуже от этого вранья.