На следующий день я вышла на работу в продовольственный отдел службы снабжения Флота. Я узнала, насколько сложны процедуры, без которых невозможно накормить почти семь тысяч гражданских рабочих и неведомое число военнослужащих – по моим прикидкам, не меньше пяти тысяч, считая и несколько сотен космических десантников, которых мы видели редко, так как у них был собственный лагерь в нескольких милях от нашего. Короче говоря, около десяти тысяч человек, если не больше, требовалось насыщать трижды в день, обеспечивая некоторое разнообразие, несмотря на то что мы жили на планете, где до нашего прибытия не росли никакие злаки или корнеплоды, съедобные для людей.

И вот утром моего первого рабочего дня я отправилась в долину по хорошо утрамбованной тропе, которая вела в подсобное хозяйство. Оно располагалось уже в самой долине и состояло из длинных низких строений со стеклянными крышами – теплиц, совсем таких, как на моей родной планете. В небольшом здании находилась энергетическая подстанция. Там уже велись эксперименты с почвой и гидропоникой. Руководил ими доктор Джон Эдвардсон, человек не первой молодости и женатый, и он показал мне свои владения.

Я с интересом услышала, что эта небольшая площадь, отведенная под сельское хозяйство, снабжает нас примерно двадцатью процентами продовольствия. Конечно, основу наших рационов по-прежнему составляли замороженные и сушеные продукты. Некоторые пролежали на складах космических станций очень долгие сроки. Наука снабдила нас средствами сохранять пищевые продукты чуть ли не вечность. И все равно было как-то не по себе при мысли, что бифштексу, который ты ешь, уже больше столетия. Впрочем, некоторые утверждали, что требуется именно этот срок, чтобы мясо, которое закупает Флот, стало помягче.

Я очень обрадовалась, увидев, сколько растений со Старой Земли так хорошо прижились в этой экзотической среде. Доктор Эдвардсон предупредил меня, что невозможно предугадать, как поведет себя представитель земной флоры, посаженный в инопланетную почву. Одни чувствовали себя отлично, другие чахли. Он показал, как буйно растут репа и брюссельская капуста. Признаюсь, это достижение заставило меня поморщиться.

– А местные виды? – спросила я. – Хватит ли места и для них, и для земных?

– Ну, – сказал доктор Эдвардсон, – это зависит от того, будут ли они спорить из-за одной экологической ниши. Но ведь война – это способ существования природы, бесконечное межвидовое и внутривидовое соперничество.

Было очень приятно увидеть земные растения – те же самые, которые мы с успехом культивируем на Трините. Из школьных учебников я почерпнула, что крейсеры Флота всегда имеют на борту биологические пакеты с самыми полезными земными растениями. Доктор Эдвардсон подтвердил, что так оно и есть, и со смешком добавил, что с помощью наших родных растений мы, так сказать, ведем войну против всей иной флоры во Вселенной. Жутковатая мысль! Доктор сказал, что это своего рода биологический рок, неизбежная судьба. Только логично, добавил он, что мы, люди, и наши растения в конце концов будем либо уничтожены, либо станем нормой во всей Галактике. А после этого во всех галактиках, а потом и во всей Вселенной, содержащей эти галактики.

Я заметила, что это выставляет нас не в таком уж лестном свете: мы просто хищники какие-то.

Шли дни, и меня все больше завораживала борьба, которую наши растения вели с чужими для них растениями планеты Клаксон. Естественно, доктор Эдвардсон слегка помогал нашим – рассаду сажали в расчищенную почву, – однако он не пытался оградить их от всех трудностей.