Она замычала.

– Поднимайся, кися.

Она встала. Он достал из ротика трусы.

– Пить хочу.

– Иди, попей и сумку захвати, там у меня для тебя кое-что есть…

Она потихоньку на четвереньках подошла к столику, попила и принесла в зубах небольшую сумку.

– Залезай на кровать и ложись на спину.

Называя ее ласковыми словами и при этом целуя ручки, животик, ножки, лицо и сисечки, он аккуратно привязал ее в позе звезды.

– Нигде не давит, не жмет?

– Нет.

– Ну, вот и хорошо. Значит, будем начинать, – залезая на кровать, сказал он. Он не жалел времени на то, чтобы погладить каждый участок ее доступного, голого, такого родного тела. Он знает точно, насколько ей это нравилось. Он ее поцеловал и начал водить прищепкой по губам и зубкам. – Моя девочка сладкая. Тебе сейчас будет больно… Приятно… Страшно и… стыдно.

Она напряглась. Он сел между ее ног, нажал пальцами на губки рядом с клитором, чтобы он был на виду, и приставил разжатую прищепку.

– Мне нравится, девочка, когда тебе…

«Нет, поиграем», – передумал он и убрал прищепку. Слез с кровати и взял в сумке повязку.

– Вот почему тебе будет страшно.

Она попыталась что-то сказать, а он лишил ее возможности видеть, завязав глаза. Она начала шевелить ногами и руками, но все ее попытки только заводили его. Он снова слез с кровати, взял пульт и включил музыку.

– Ууиии…

Заиграла, как и было задумано, ее любимая замечательная песня Kosheen «Under Fire».

– Музыку заказывали?

– Класс, как я Вам рассказывала.

– Она будет играть все время, пока я буду…

И минуты три он ничего не говорил и не делал. Она тоже лежала тихо и не шевелилась, и… из-за музыки она не услышала замах, но хорошо почувствовала на бедре обжигающий удар ремня.

– Ай, – вскрикнула она от испуга или от боли.

– Делать тебе больно…

Она застонала, а он снова замолчал.

– Делать тебе… – и взял ее за ногу. Она напряглась, а он сказал:

– … приятно, – и лизнул стопу от пятки до пальцев…

Удар ремнем, еще удар, и снова тишина, только музыка. Он залез на кровать, она вся сжалась, а он всунул ей во влагалище пальцы. Протяжный стон от кайфа и неизвестности. Вот уже пальцы во рту, глубоко, грубо, не жалея ее… Вновь тишина и ничего – никаких прикосновений. Мгновение, и три пальца во влагалище сильно, упрямо, грубо, а соски лижет языком. Становится над ней и упорно продвигает член между губ. Скользнув им по языку, уперся в горло головкой, но вынул, наклонился и плюнул ей в рот. Всунул член снова до упора и, прижав голову к подушке, начал грубо еле-еле водить им туда-сюда.

– Как мне нравится, когда ты давишься моим членом и своими слюнями. Достал член. – Ты моя.

– Да, Хозяин…

– Не слышу!

– Я вся Ваша!

Он поцеловал ее и слез с кровати. Снова тишина, только музыка стала немного громче, но ничего не происходит. Еле слышимый щелчок, похожий на дверной замок, и только музыка. Она вся сжалась, осознав, что сейчас она голая привязана к кровати и, кажется, что они уже не одни.

– Димааа! – не выдержала она.

– Нам лёд принесли, – успокоил он и сел рядом. – Жива?

– Да, испугалась, что мы не одни здесь.

Он поводил кусочком льда по соскам, оставляя мокрый след, спустился на живот, потом до киски и вернулся обратно к шее. Наклонился и спросил:

– Скажите, Дашулик, Вам нравится, что Вы не свободны?

– Да, мне нравится. Он склонился к лицу и поцеловал в губы.

– Ты моя?

– Да.

– Как надо говорить?

– Ваша, мой обожаемый Хозяин. Целиком и полностью Ваша, и только Ваша.

– Умница, – похвалил он, накрыл рукой писю и начал вводить в нее пальцы. Он знал, что будет дальше, поэтому, готовясь к ее реакции, прикрыл ей рот рукой. Секунда, руки с ногами дернулись, и она начала брыкаться и мычать.