Она отдавалась ласкам, отвечая на поцелуи. Словно вплавляясь каждой клеточкой тела в его плоть – грудь к груди, дыхание к дыханию, ладонь к ладони.

Дыхание с каждым движением становилось отрывистей и короче, судорожней и прерывистей. Они плыли к волшебным берегам любви до тех пор, пока не достигли самой острой её вершины, чтобы обессиленными и в то же время счастливыми не упасть рядом, всё ещё крепко держась за руки.

Лежа в объятиях Торна, прислушиваясь к его выравнивающемуся дыханию, Гаитэ не могла не задумываться о том, что будет дальше. Кто из них раньше смирится с преобладающей волей другого? В глубине души она не могла не осознавать, что кажущаяся лёгкость победы обманчива. Им предстоит долгая борьба. И вся сложность её в том, что Гаитэ намерена бороться не с Торном, а за него – за его улучшенную версию самого себя. Но есть ли у неё шанс?

А где-то там, далеко-далеко находится человек, о котором она всеми силами души старалась не думать. Того, кто так и остался для неё сумеречной тайной.

Сезар Фальконэ. Самая глубокая рана в душе. Несбывшаяся мечта, искушение из ада. Одно его имя заставляло на глаза наворачиваться слёзы.

Но о чём плакать? Жизнь всё расставила по местам. Она жена Торна, а у Сезара, как она слышала, есть новая любовница. Как и Гаитэ, девушка знатного рода. Прославленная красавица.

Смешно ведь было думать, что он будет помнить её дольше мгновения. Зачем ему это?

***

Гаитэ не стала тянуть с выполнением решения. В послеобеденное время, когда слуги суетились, убирая со столов, она знаком велела Катарине приблизиться.

– Сеньорита Калуччо? – с каменным лицом произнесла она. – Хочу сообщить вам, что больше не нуждаюсь в ваших услугах. Вы можете покинуть двор.

– Но, Ваша Светлость, почему меня отсылают? Разве я в чём-то провинилась? – дерзко выставила подбородок опальная фрейлина.

Чёрные глаза с откровенным вызовом смотрела на Гаитэ.

– Вы мне не нравитесь, – сказано было с ледяной учтивостью. – А я хочу видеть при своём дворе лишь приятные мне лица.

Среди фрейлин раздались смешки. Судя по выражению их лиц, не только Гаитэ наглая девица перешла дорогу.

Девушки с интересом наблюдали за перепалкой и явно болели за госпожу, надеясь, что та поставит нахалку на место.

– Не смею вас больше задерживать, – кивнула Гаитэ. – Можете собирать вещи сейчас. Если вам потребуются рекомендательные письма, обратитесь к секретарю. Ему дано распоряжение оформить все надлежащие к случаю бумаги.

Хорошенькое личико фрейлины перекосилось от злости. Она продолжала стоять, с ненавистью глядя на Гаитэ.

– Что-то ещё?

– Его Светлость знает о том, что вы отправляете меня в ссылку?

В зале стало так тихо, что муха пролетит – услышишь.

Гаитэ медленно поднялась со стула на котором сидела и спустилась по ступенькам, приближаясь к зарвавшейся девице.

– Хочешь, чтобы все здесь услышали, за что тебя высылают из дворца? – вскинула она голову, останавливаясь рядом с ненавистной фрейлиной. – Мне не понравилось твоё легкомысленное поведение. Я не одобряю фривольного и безответственного поведения.

– Ваша Светлость…

– Говори – госпожа! – прикрикнула на неё Гаитэ.

Девушка сменилась с лица и опустила голову, но промолчала.

– Сейчас же убирайся, – велела ей Гаитэ.

Девушка продолжала стоять, глядя на Гаитэ с вызовом.

– Ты не поняла? – повысила она голос, теряя терпение. – Вон!

Привыкшие к ровному, даже ласковому, обхождению госпожи, фрейлины затихли, как вспугнутая стая птичек.

Девушка всё ещё ждала, что кто-то вступится, но всё молчали. Ей не оставалось ничего другого, как покинуть зал.