Я всё прекрасно понимала мозгами, корила себя за эти мысли, почти ненавидела, презирала за те чувства, что испытывать не должна. За то, что простила ему всё, наплевав на собственную гордость, растоптав ту уверенную, непосредственную, временами безбашенную Алёну, которой всегда было плевать на то, что там вокруг, которую с таким трудом создавала последние несколько лет своей жизни, и вот опять…

Эмоции отказывались верить и слушать рациональные доводы рассудка. Сердце и остатки истерзанной несчастной души ждали своего чёртового всадника апокалипсиса.

Потом всё-таки пришло осознание, а следом за ним уже такая знакомая пустота…

Время шло. Он не возвращался. Не звонил. Не писал. Права была Оксана. Да что там… Я сама была права. Сотню раз права. Он просто забыл обо мне, обо всём, что было… И исчез.

Потребовалось какое-то время, чтобы привести себя в чувства, собрать по кускам и не позволить сжечь себя заживо изнутри. У меня всё ещё оставались обязательства перед собой же. И одно из них – учёба. Я должна была закончить чёртов семестр, а потом… Потом хоть потоп, хоть землетрясения, хоть грёбаный Армагеддон. После я уже смогла бы себе позволить саморазрушаться хоть до основания.

И всё же…

Чувство пустоты и осознание, которое и без того было понятно с самого начала, душили по ночам. Заставляли выть и лезть на стены. Беззвучно реветь в подушку, когда оставалась одна в комнате или в общем душе общаги, чтобы никто не видел и не слышал. Задыхаться, словно у меня отобрали прибор жизнеобеспечения. Тогда я могла дышать только с ним и только благодаря ему. Больше никак.

Ритка и Лёня, конечно, всё видели. Первое время пытались говорить со мной, а потом поняли, что бесполезно, и просто сделали то, что мне было нужно – оставили в покое.

Иногда ловила себя на том, что смотрю в одну точку. Долго. Просто лежу в постели и смотрю в потолок. Или сижу перед ноутом, заваленная конспектами, учебниками, и пялюсь невидящим взглядом в монитор, ни о чём не думая. Просто пустота в башке. А потом снова ломала себя, перекручивая жилы и перемалывая кости, выворачивала себя наизнанку, заставляя делать то, что было действительно важным. В первую очередь для меня. Просто делать…

Два месяца прошло, а легче так и не стало.

И не станет… В этом уверена.

Меня спасли книги. Частично, разумеется. Полного исцеления уже не могло быть. Я и раньше пряталась в них от грёбаной отвратительной реальности в тщетных попытках всё забыть. Единственная имеющаяся отдушина.

Однако именно в то время – ещё месяц назад, когда металась в поисках нового жилья и работы, когда сходила с ума без известного ублюдка и пыталась не сдохнуть, попутно не завалив к чертям собачьим сессию, – появилось одно очень сомнительное, странное и, безусловно, сумасшедшее обстоятельство, из-за которого я в итоге и согласилась на эту работу.

И это «обстоятельство» владело нужной для меня информацией.

30 июня

* * * *

Не успеваю выйти из маршрутки, как чувствую вибрацию от основного мобильника. Кому-то я понадобилась с утра пораньше. Выдёргиваю наушники, достаю сотовый и плетусь в сторону дома.

— Алло.

— Доброе утро, страна! — Голос Ники звучит слишком уж радостно, от чего кривлюсь:

— Не уверена…

— Ну-у, снова этот отвратительный загробный голос. Ты вообще хоть когда-нибудь бываешь весёлой? — Ага, кому-то сейчас сто процентов весело…

— А ты когда-нибудь бываешь трезвой?

Девушка ловит паузу, но не потому, что я наехала на неё в ответ, а потому, что её кто-то отвлёк.

— Ну так суббота же. Все нормальные люди в это время только домой возвращаются, и желательно не с работы, — делает многозначительный акцент на последних словах.