Парень снова смеётся:

– Я помню. Тогда созвонимся.

– Ну да, – киваю, иду к Лёньке.

– Вам точно не нужна помощь? – решает уточнить напоследок он, а я просто машу рукой:

– Справимся.

Через секунду, видимо, наконец, заметив, что мы уходим, Ритка соизволила распрощаться с парнями и присоединилась к пьяно идущим нам. Конечно же, взяла меня под руку. И только Лёнька отказался от помощи, так и продолжая идти впереди. Рита не затыкалась. Наперебой говорила про Лёху, что-то рассказывала из их разговоров, а я, естественно, молча слушала. Давно уже поняла, парень ей понравился. Теперь самое главное, чтобы подруга поскорее его охмурила и оставила меня в покое. Иначе эти разговоры никогда не прекратятся. Мало мне вечно ноющего Лёньки со своей тайной любовью, так теперь ещё и Ритка с другого боку подсядет. Это карма, что ли, такая? Почему я всегда оказываюсь втянута в их любовные дела, притом что сама личной жизни вообще не имею? Или мне на роду написано быть недосоветчиком для своих друзей? Непонятно.

В какой-то момент, горланя на всю ивановскую известную песню Чиж и Ко, Лёнька разошёлся так, что всё-таки не удержал равновесие и шмякнулся спиной в ближайший сугроб. Хотя выглядело это так, словно он нарочно упал. А теперь лежит, ржёт как ненормальный.

– Чёрт, – Ритка на секунду прикрыла ладонью глаза. – Пьянь. Придётся вести, не оставим же его здесь.

– Точно, – вытягиваю злорадно-насмешливую улыбку. – Ещё сдохнет. От переохлаждения.

Подходим к другу, берём под руки, поднимаем.

– Может, всё-таки такси? – Рита.

– Н-никакого такси! – орёт Лёнька, высвобождает одну руку и маховым движение показывает указательным пальцем вперёд. – Сев-верный, ик, флот плывёт на-а Ри-им!

– Ну вот, – тяжело вздыхаю с натянутой усмешкой, не давая ему совсем вырваться. – Теперь ещё и Кишей вспомнил. Только не пой их, я тебя прошу.

– А ты уверен, что Рим в той стороне? – приподняв одну бровь, кривится подруга и переводит взгляд туда, куда указывает Лёнька.

– Точно тебе го-ворю. Ик!

– Пошли уже, Колумб недобитый, - тащу его вперёд.

– А-а я ещё про Кол-лумба песню то-оже знаю… ик…

Ритка помогает мне, берёт Лёньку под руку с другой стороны.

– Не смей! Слышишь? – я этого не выдержу. – Не смей её петь!

Но, кажется, моё негодование друга мало волнует, и он снова начинает петь…

Тяжело вздыхаю. Силы всевышние, Безумные Боги, кто-нибудь... дайте мне сил не прибить его.

3. Часть 3 – Дела сердечные

19 февраля

– Боже, как болит голова-а, – Лёнька заходит на кухню, держась обеими руками за виски. Взъерошенный и помятый.

Я сижу за столом, пью любимый зелёный чай с мятой из пакетиков и размышляю о завтрашнем дне. Голова у меня болела не меньше, чем у друга, но за то время, которое я тут сижу, она уже успела немного пройти. Спасибо волшебному чаю. Он мне всегда помогает при похмелье. Хотя тяжёлое ощущение инородной каши в черепной коробке всё ещё оставалось. Вроде и не тошнит уже, но любая мысль о еде мгновенно обращается неприятным тягучим чувством в желудке.

Друг садится напротив, прижимает к груди колено и вяло прислоняется плечом к стене.

– Чего пьёшь? – без интереса спрашивает он.

– Чай, – пристально, но устало смотрю ему в глаза, а он мне.

– Зелёный?

– Угу, – опускаю глаза, делаю небольшой глоток, обхватив чашку ладонями.

– С мятой?

– Ну да, – короткий кивок.

– И нравится тебе пить эту гадость, – Лёнька кривится, всё ещё пристально смотрит на меня.

– Ну, тебя ведь никто не заставляет делать то же самое, – выдавливаю вымученную улыбку, будто подражая его кислой мине. – А мне он всегда помогает от похмелья. Да и вообще, нравится. Говорят, мята успокаивает нервы.