– Слава богу! – от всей души проговорила Надежда Петровна, и голос ее сел в хрипотцу. – Счастья тебе, Дуняша, самого, самого золотого!.. Ну, ступайте, милые… – И когда девушки отошли, она сказала проникновенно: – Вот радость-то какая!.. Еще один человек от войны спасся…

Верно, она почувствовала, что надо объяснить Якушеву происшедшее:

– Дуняша – сына моего невеста. Его немцы лютой смертью казнили, а она… замерла. Так и жила при мне тихой тенью. У меня за нее все сердце изболелось. И вот… видите… – Она поднесла руку к горлу.

Якушев как-то странно посмотрел на председательницу.

– Пойду я, товарищ Якушев, у меня еще делов полно, а сейчас мне малость с собой побыть надо…

– Папаня приехал! – звенит детский голос.

На Василии Петриченко, Софьином муже, повис десятилетний пацан, а пятилетняя дочка, даже не соображающая толком, что этот человек в военной форме, пахнущий сукном и кожей, ее отец, на всякий случай завладела ногой в кирзовом сапоге.