– Куда?! – взревел Зворыкин. – Членам семьи – во вторую очередь.

И Саня отстала.

– Все, забраковали тебя, Санька, – посочувствовал Степан Рузаев. – Полный Нефанленд!..

Зворыкин обменялся взглядом с Махарадзе и с блаженным видом включил скорость. Грузовик отъехал немного от ворот, и тут случилось непредвиденное: наперерез ему промчалась фордовская полуторка и лихо пошла в гору.

Соблазн помериться силами со знатным «иностранцем» был слишком велик, даже в темных серьезных глазах Махарадзе сверкнул сумасшедший огонек азарта И, свернув с трассы, Зворыкин устремился в погоню за «Фордом», как борзая за лисой.

На «Форде», видимо, приметили маневр Зворыкина и прибавили ходу.

– Жми!.. Жми!.. – с южной горячностью шептал Махарадзе, захваченный этим состязанием.

Но грузовик Зворыкина вдруг забарахлил, крутой подъем оказался ему не по силам. Тщетно давил на педаль газа директор.

С «Форда» насмешливо помахали рукой.

Грузовик Зворыкина пополз вниз, а тут еще тормоза вышли из строя, и «гордость отечественного автомобилестроения» совершила задним ходом обратный путь в заводские ворота, украшенные гордым плакатом.

В отчаянии Зворыкин уронил голову на баранку. Большая, тяжелая рука Махарадзе легла ему на плечо.

– Нечего нюни распускать. Вывод ясен! Надо еще учиться современному автомобилестроению.

– У кого? – не поднимая головы, спросил Зворыкин.

– У его величества Форда! Поедешь в Америку, в Детройт!

Зворыкин ошалело уставился на Махарадзе.

…Квартира Зворыкиных. Рузаев и Саня – очень нарядная, располневшая. Рузаев наливает себе водки из графинчика, стоящего на буфете.

– Не лишняя? – спросила Саня.

– Сегодня же выходной.

– Повезло вам с переходом на пятидневку, Степан Иванович.

Рузаев отставил графинчик.

– Ладно, не нуди. Чего Алешка из Америки пишет?

– Пишет, что вещи складывает, скоро вернется. – Саня протянула ему открытку.

– Надоело, значит, у капиталистов в услужении находиться.

– Не трепись, Степа! Он учится, проходит автомобильный университет.

– Вон ты каким словам обучилась – «университет»! Ну да ладно, скорее бы возвращался. – Он повертел открытку. – Конечно, в гостях хорошо, а дома лучше. Там ведь одно: отдай весь труд. Потогонная система Хорошему капиталисты все равно не научат…

– Еще как научат-то! Ихней наукой мы их и побьем.

Долгий «нахальный» звонок.

Рузаев пошел открывать дверь.

Входит Фенечка.

На бывшей монашенке модное пальто, отороченное мехом, фетровые боты, пуховый платок. В руках большой чемодан.

– Пупсик? – обрадовалась Фенечка, узнав Рузаева – Будь хорошим мальчиком, помоги, лапуня, раздеться.

Рузаев выполняет ее просьбу.

Фенечка опоражнивает перед младшей сестрой чемодан. На тахту летят всевозможные отрезы, туфли, шелковые чулки, духи и прочая парфюмерия.

Саня жадно рассматривает барахло, прикладывает к себе многоцветные воздушные ткани.

– Эго откуда же такое роскошное шмотье в наши трудные времена? – поразился Рузаев.

– Пропил деньжонки, мой Арлекин! Ломай коронки, ступай в торгсин! – пропела Фенечка.

– А разве сейчас носят креп-марокен? – засомневалась Саня.

– Только креп-марокен! – авторитетно сказала Фенечка.

– А креп-жоржет?..

Рузаев пятится из комнаты. Фенечка настигает его и нахлобучивает ему на голову черный блестящий котелок.

– А это тебе, пупсик! Прямо из Парижа!..

Слезы брызнули из глаз Рузаева Он подходит к большому зеркалу, смотрит на свое лицо под дурацким колпаком.

– Все, Степа! Подбивай итоги, морячок! Ни черта не вышло – ни в целом, ни в частности. Алеха – у капиталистов в науке, Санька – у спекулянтов.

Всхлипнув, он достает из кармана «бульдог» и, крутанув барабан, подносит ко рту. И тут с плачем и криком к нему подбегает Саня. Она хватает Рузаева за руку, и выстрел проходит мимо, пуля пробивает котелок, из которою выскакивает какая-то белесая масса.