Приверженцы молодого македонского царя видят в нем избавление от власти персов. Он могучей рукой поддержит слабого, согнутого перед Дарием сына наследственного фараона Нектанеба.

Эгесихора, пылая от волнения, по секрету сообщила Таис, что флотом Александра командует Неарх и его корабли у Тира. Древний Библос со знаменитым храмом Афродиты Ливанской, или Анахиты, сдался почти без промедления, как и Сидон. Все говорят, что Александр обязательно придет в Египет. Эоситей мрачен, подолгу совещался со своими приближенными и послал гонца в Спарту…

Таис проницательно посмотрела на подругу.

– Да, я люблю его, – ответила Эгесихора на невысказанный вопрос, – это особенный человек, единственный среди всех.

– А Эоситей?

Эгесихора сложила пальцы в жесте, означавшем у гетер равнодушие к поклоннику: «Не тот, так этот».

– И ты ждешь его?

– Жду! – призналась Эгесихора.

Таис задумалась. С Александром явится Птолемей – по слухам, он теперь в числе лучших полководцев македонского царя, чуть ли не самый близкий к нему человек, исключая разве Гефестиона. Птолемей!.. Сердце Таис забилось сильнее, подруга была не менее наблюдательна и спросила без промедления:

– А Менедем?

Таис не отвечала, стараясь понять свои ощущения – память о прежнем, смятение чувств в последний афинский год, новое, что пришло с беззаветной любовью лаконского атлета, доверчивого, как дитя, и мужественного, подобно герою мифов.

– Не можешь решить? – поддразнила Эгесихора.

– Не могу. Знаю лишь одно: или тот, или другой. Никогда не смогу обманывать.

– Ты всегда была такая. Потому не было и не будет у тебя богатства, как у Фрины или у Теро. Тебе оно и не нужно – ты просто не умеешь тратить деньги. Мало прихотей и воображения.

– В самом деле, мало! Ничего не могу придумать, чем потрясти соперниц или поклонников. Зато легче, когда…

– Да, Менедем небогат, если не сказать – просто беден!

С бедностью Таис столкнулась, когда задумала купить верховую лошадь. Продавалась редкая чагравая кобыла из Азиры – той породы ливийских коней, которые якобы завезены еще гиксосами. Лошади из Азиры славились своей выносливостью в жару и безводье. Салмаах, как звали лошадь, не была очень красивой – пепельного цвета, с длинными передними бабками и вислым задом. Однако это означало мягкую для всадника переступь, и даже мельканье белков в углах глаз – знак недоброго нрава – не отпугивало покупателей. Когда же выяснилось, что Салмаах – триабема, то есть ходит особой «трехногой» рысью, то ее немедленно за высокую цену купил танисский торговец. Таис понравилась диковатая ливийка, и Салмаах, видимо, распознала в афинянке ту спокойную, покоряющую и добрую волю, к которой чувствительны животные, в особенности лошади. В конце концов Таис удалось обменять лошадь на хризолит – тот самый, предназначавшийся Аристотелю за помощь отцу Гесионы.

Менедем достал шкуру пантеры, чтобы закрыть бока лошади сверх маленького потника, употреблявшегося для всадников в боевых поножах или узких азиатских штанах. Таис ездила голоногой, как древние женщины Термодонта, и неминуемо испортила бы себе голени. Конский пот при езде в жару, попадая на кожу человека, вызывает воспаление и язвы.

Мягкая шкура хищной кошки, приятная на ощупь, все же затрудняла езду. Амазонская посадка Таис с сильно согнутыми ногами, так что пятки лежали почти на почках лошади, упираясь в маклаки, требовала особой силы в коленях. Всадница держалась, сжимая ногами верхнюю часть конского туловища. Мягкая, уступчивая шкура пантеры заставляла удваивать усилия ног на скачке. Впрочем, Таис была даже довольна этим. После двухнедельных страданий к ней вернулась прежняя железная хватка колен, за которую учитель верховой езды, пафлагонец, называл ее истинной дочерью Термодонта. Хотя рысь у Салмаах была нетряской, Таис предпочитала носиться вскачь, соревнуясь с неистовой четверкой Эгесихоры, процветавшей в благодатном сухом климате Египта. На главных дорогах вокруг Мемфиса всегда было тесно от медлительных ослов, повозок, процессий паломников, нагруженных корзинами рабов-носильщиков. Но им посчастливилось открыть шедшую на юг, вдоль Нила, священную дорогу, лишь кое-где занесенную песками. На чистых участках протяженностью в сотни стадий можно было ездить беспрепятственно, и Эгесихора с упоением предавалась бешеной езде. Когда Таис выезжала на своей Салмаах, Эгесихора брала на колесницу Гесиону.