Пожалуй, платье слишком легкое, подумал Бекстрём.
– Все прошло просто отлично, – подвел он итог вечера, когда оставил свою даму перед подъездом ее дома. Все ее попытки перевести разговор на убийство Линды он сразу же пресекал. А чтобы поддерживать беседу и как бы между делом рассказать немного о себе, предложил ей обычную полицейскую классику и в заключение надавал щедрых обещаний на будущее.
– Ты ведь, наверное, понял, что я чувствую, – вздохнула Карин, катая в ладонях бокал с вином. – Люди должны знать, что происходит. Пусть даже речь идет об убийстве. Убили ведь нашу, местную девушку.
– Большинство из того, что пишут в газетах о нашем убийстве, просто пустая болтовня, если это как-то тебя утешит, – сказал Бекстрём.
Чего не сделаешь ради баб, подумал он.
– Неужели? – воскликнула она с искоркой надежды в глазах.
– Мы поступим так… – Бекстрём наклонился вперед и как бы случайно коснулся ее руки. – Как только я доберусь до этого идиота и буду уверен, что это действительно он, обещаю, ты первой все узнаешь. Только ты. Никто другой.
– Ты обещаешь? На сто процентов? – спросила Карин и посмотрела на него.
– На сто процентов, – солгал Бекстрём, не убирая ладони с ее руки. – Ты, и только ты.
«Как все просто», – подумал он.
Придя в отель, он сразу же взял курс на бар. Только три бокала пива за весь вечер, а его мучила жажда, как верблюда, проделавшего путь от Иерусалима до Мекки. В дальнем углу вдобавок сидел Рогерссон с огромной емкостью янтарного напитка и, судя по его виду, пребывал в ужасном настроении. Два десятка журналистов и другие, находившиеся в заведении гражданские, по какой-то причине предпочли сидеть на максимальном удалении от него.
– Я пообещал сломать руку первому из стервятников, который попытается сесть рядом со мной, вот все и отстали, – объяснил Рогерссон. – Что будешь пить? Кстати, теперь моя очередь угощать.
– Большой бокал крепкого, – сказал Бекстрём и махнул официанту, который по какой-то причине выглядел довольно настороженным.
«Ты всегда так дипломатичен, Рогге», – подумал он.
– Случилось что-нибудь? – спросил Рогерссон, когда Бекстрём получил свое пиво и успел слегка утолить жажду.
– У меня состоялась долгая беседа с нашим собственным кризисным терапевтом, – сообщил Бекстрём и ухмыльнулся. – Потом мне пришлось идти в сортир. То есть получается три раза сегодня.
– По-моему, ты нормальный человек. На кой тебе болтать с подобной дамочкой, – вздохнул Рогерссон и покачал головой.
– Послушай, – сказал Бекстрём и наклонился над столом. Далее он рассказал всю историю. Рогерссон заметно оживился, и они еще долго сидели и влили в себя несколько порций шнапса, которые Бекстрём велел бармену внести в счет за номер, так что за все должен был заплатить работодатель.
К тому моменту, когда пришло время подниматься к себе и ложиться спать, заведение уже почти опустело. Рогерссон выглядел значительно веселее и даже пожелал спокойной ночи немногочисленным репортерам, которые еще оставались и явно намеревались напиться.
– Езжайте домой, глупые черти, – сказал он.
17
Векшё, вторник 8 июля
Явно не все журналисты последовали совету, данному им Рогерссоном предыдущим вечером, поскольку уже за завтраком Бекстрём и его коллеги смогли познакомиться с последней сенсацией в самой большой из вечерних газет. «ОН ПЫТАЛСЯ УБИТЬ СОСЕДКУ ЛИНДЫ», – сообщал огромный заголовок, в то время как большая статья на полосах шесть, семь и восемь описывала в ярких красках всю историю: «Убийца полицейского попытался лишить жизни и меня тоже. Соседка Линды Маргарета рассказывает».