Однако, это оказалось… приятно. На удивление, это оказалось чертовски приятно.

Я обвела Валентина оценивающим взглядом. Прошлась по модной одежде, по изысканному стилю, что молодой мужчина явно предпочитал, по лицу. Хитрый взгляд, красивый разрез глаз, очаровательная ямочка на подбородке. В целом, ничего особенного, но и неприятным Сташевского назвать просто язык не поворачивался.

- Могу я угостить чем-нибудь столь очаровательную гостью? – поинтересовался он, указывая мне рукой в сторону гостиной. Черт, я так и застряла в холле, рассматривая себя, а девчонки давно уже ушли.

- Да…

- Коктейли или что-то покрепче?

- М…

- Может, маргарита подойдет?

- Да… - Я кивнула просто потому, что мало пила и плохо разбиралась в названиях алкогольных напитков. Бывало, конечно, на Новый Год или День Рождения подружек, но в такие моменты я пила, что и все, да и то, не больше одного бокала.

- Пройдемте…

У нас завязалась приятная беседа. Вроде бы, ничего не значащая, не напрягавшая меня, но такая, которую не хотелось прерывать. Валентин расспрашивал о том, откуда я так неожиданно взялась на их потоке, много и внимательно слушал, редко перебивал. В общем и целом, он вел себя очень галантно и, незаметно для меня, в нашей приятной беседе прошел час, затем другой. Бокал сменился одним, затем вторым, третьим. Честно говоря, я плохо помнила, сколько их выпила точно. Помню, что в какой-то момент телефон завибрировал раз, затем другой, но не стала на него отвечать.

Я знала, кто мне пишет. Я знала, чего он хочет. Я все знала. И сознательно не стала отвечать. Закиров был уверен, что целиком и полностью контролирует мою жизнь, но он ошибался. Я могла принимать решения вне зависимости от его желаний. Я могла жить своей собственной жизнью. Я могла спать с тем, с кем захочу. И сейчас… сейчас я хотела Валентина.

Я осознанно вложила свою ладонь в его протянутую руку. Я осознанно отставила бокал с недопитой маргаритой на журнальный столик и осознанно проигнорировала перешептывания за спиной, когда направилась за ним прочь из гостиной. Мы прошли несколько комнат, тишина ударила в голову. Через несколько секунд мы оказались в комнате, которая наверняка принадлежала Сташевскому. Спустя мгновенье за нами закрылась дверь. И все, что я сделала дальше, было абсолютно осознанно.

Я и только я могла распоряжаться своим телом. Своей жизнью. Своей судьбой. И будь, что будет.

Пьяный мозг не разбирал, что делает. С одной стороны. Неделями задавливаемая гордость вполне себе отдавала отчет в том, что делала. И делала это назло. А с другой стороны я была на распутье, я сомневалась, но лишь на доли секунды. Как только губы Сташевского коснулись моей шеи, мир перестал существовать.

Мы за считанные секунды оказались на кровати. Пока я рассматривала потолок чужой квартиры и пыталась прийти в себя, Валентин успел избавить меня от одежды. Впрочем, было ее не так, чтобы много. Сначала на пол полетело платье, затем нижнее белье и туфли.

Я не успела очнуться, как оказалась абсолютно голой под ним, придавленной к широкому матрасу и уж совершенно точно не была готова к тому, что произошло дальше. Весь алкоголь моментально испарился, осталась только боль, когда Сташевский в меня вошел.

Это был поворотный момент в моей жизни, хотя в ту секунду я этого не осознавала в полной мере. Боль затмила все остальное, мыслей в голове не осталось. Она ядом растеклась по животу, бедрам, тазу. Не осталось ничего, кроме нее. Мой мозг все решил, он решил, что так будет правильно. Но тело… тело оказалось неготовым, а мой партнер не позаботился о том, чтобы я стала хоть немного мокрой там, внизу. Ни долгих поцелуев, ни предварительных ласки, ни прелюдий. Ничего. Только голый животный инстинкт.