- Тагир, это не просто стресс…

- Не перебивай меня! – Я осеклась и сжалась, подаваясь назад. От мужа повеяло угрозой, которую я раньше никогда не ощущала. – Я понимаю, что ты все планировала не так. Я знаю, что ты воспитана в других условиях, в других обычаях, нежели я. Многое из происходившего на той же свадьбе для тебя дикость, хотя для нас – норма и обычная дань традициям. Я не могу просто брать и требовать от тебя все то, что априори требовал бы от жены из «своих». Ты очень молода, ты другого воспитания и я все это понимаю. Поэтому я максимально мягок с тобой. Я медленно познакомлю тебя со всей нашей культурой. Медленно и максимально не травматично для тебя. Но некоторых вещей я не стерплю и ты должна это понимать. Во-первых, ты не будешь находиться вдалеке от меня, иначе этот брак просто не имеет никакого смысла. Не будет так, что я буду гадать – не загуляла ли ты с другим, не влюбилась ли в очередного Дениса. Ты всегда будешь рядом. Во-вторых, я решаю, где тебе учиться, где тебе работать, потому что я глава семьи – это ясно? – Я промолчала в ответ, и, видимо, Закирова это устроило. – И, в-третьих, ты никогда, ни при каких обстоятельствах не повышаешь на меня голос. Ты меня поняла? – Я кивнула сквозь оцепенение. В голову пришла неожиданная мысль – а ведь никто не защитит. Вздумай Закиров ударить меня или обидеть, никто меня не защитит. – Ты не будешь меня унижать. Ни прилюдно, ни наедине. Я знаю, что тебе тяжело, что происходит множество изменений, которые где-то чересчур резки, где-то совсем неожиданны и даже нежеланны, но ты должна привыкать к этому. И учиться слушаться меня. Но самое главное, что я буду от тебя требовать – это уважения.

Наступило долгое и неприятное молчание, тишина грозилась осесть тяжелым слоем недопонимания на наши плечи.

- Уберешься сама. Думаю, это справедливо, раз я приготовил завтрак. – Тагир не стал доедать его или допивать кофе. Видимо, я испортила ему аппетит. Он встал из-за стола и бросил на меня пристальный взгляд. – Через час мы выезжаем, будь готова. Твои вещи в комнате слева от гостиной, найдешь сама. – Больше он говорить ничего не стал, молча покинув кухню. А я громко выдохнула, когда осталась одна.

Обняв себя руками за плечи, я опустила голову и тихо заплакала.

Тагир перевернул мою жизнь, не спросив, хочу я или нет, а теперь требовал уважения, любви, подчинения. Но откуда им было взяться? Из пустоты?

Страх сковал мое сердце. А что, если Закиров и впрямь начнет меня обижать? Что тогда? К кому бежать, у кого просить помощи в большом и незнакомом городе? У чужих людей? А родные… родные ведь предали, отвернулись!

Я почувствовала одиночество. Всеобъемлющее, давящее, тяжелое.

Делать было нечего. Я медленно поднялась и убралась со стола, с трудом, но нашла и сгрузила все в посудомоечную машину и, погуглив, все же нашла, как ее включать. Да, вот такая вот невежественная дикарка была в женах у богача и москвича Закирова.

Еще хуже стало, когда я нашла свои коробки в указанной Тагиром комнате. Распаковав несколько я, не выдержав, снова расплакалась. Моя одежда… я понимала, почему Тагир решил «обновить» мой гардероб. Мы действительно не подходили друг другу от слова «совсем». Поношенные, застиранные вещи. Пара тройка более или менее достойных, все стоимостью не выше двух тысяч рублей. Это все, что я могла себе позволить.

Но самое ужасное было другое. Я собиралась учиться и работать, чтобы однажды иметь возможность гордо поднять голову и твердо заявить, что я достигла всего сама. Что справилась, что у меня получилось, и я смогла встать на ноги, добиться всего честным трудом. А теперь… из нищей провинциалки я превращалась в содержанку, которую еще и ко всему прочему стеснялись.