К вечеру причалили на пустынный берег одного из многочисленных островов и устроились на ночлег. Удэгейцы выпросили у начальника «похмелиться» и вскорости уже снова весело заговорили, залопотали на своём языке, съездили кого-то по морде, долго потом выясняли, за что и лишь поздно ночью приткнулись, кто где, задремали, укрывшись лишь холодным речным туманом, набежавшим с верховьев.

В ранних предутренних сумерках удэгейцы зашевелились, передёргивали плечами от холода и сырости, соображали, где они. Потихоньку расшевелили тлевший костёр и вздули огонь. Заботливо прикрыли похрапывающего начальника сползшей шубой и гуськом потянулись к берегу, к лодкам. Там они торопливо, прямо из горлышка, выпили

две бутылки водки и благостно прищурившись, расселись на прибрежных росных камнях,– прочувствовать желанный момент излечения от похмелья и вкусить радость нового опьянения. Вскоре почти все закурили и разговаривали уже не шепотом, а в полный голос, по хозяйски разливая огненную воду в не весть откуда появившуюся кружку.

От шумных разговоров, доносившихся с берега, наконец, проснулся начальник и почти сразу всё понял. Он опять кричал, бегал вдоль лодок и размахивал руками. Даже тыкал кулаком в затылки улыбающихся шестовиков, но те уже плохо понимали причину его сердитости, ведь жизнь так хороша…

Перегрузив ящики с водкой в один бат, как и было в самом начале, умостившись посерёдке, начальник объявил всем, что теперь он сам будет наливать водку, но для этого желающие выпить должны обогнать остальные лодки.

Наивный! Он думал, что работнички сразу схватятся за шесты и начнётся

захватывающая гонка, соревнование, но этого, увы, не произошло.

Мужики неторопко отталкивали лодки от берега и трудно шарахались в них, удерживая пьяное равновесие шестами. Наконец получилось так, что бат с начальником уже скрылся за скалистым мысом, а остальные лодки ещё не набрали ход.

–Ничего, догонят, у них теперь есть стимул,– сам себя убеждал начальник и подбадривал своих шестовиков.

Спустя какое-то время из-за мыса появилась ещё одна лодка, потом ещё, и он вовсе успокоился, подставил лицо утреннему солнышку и, улыбаясь, прикрыл глаза.

На последней лодке мужики оказались послабее. Утреннее опохмеливание утомило их напрочь, и они никак не могли сообразить, куда нужно ехать, толкались шестами в разные стороны, отчего бат крутился на мелководье, то и дело торкаясь дном в камни.

И вот шест одного из них скользнул, опоры не получилось, пьяной реакции не хватило и лодка, трудно накренившись, сначала зачерпнула бортом приличное количество воды, а затем резко «выправляя положение» моментально опрокинулась в другую сторону.

Охнув от холодной купели, мужики враз очухались и стали вылавливать расплывающийся по мелководью товар. Мешки с сахаром сразу утонули и лежали смирно, поэтому их пока не вылавливали, а вот мануфактура,– тюки материала, эти стали расплываться всё шире и могли совсем уплыть, их стали ловить и складывать пока в кучу, на мелководье. Они быстро пропитались и сделались дюже тяжёлыми. Потом подтянули лодку и волоком вытащили на камешник сахар. Тюки материала тоже пришлось таскать волоком,– не поднимешь.

–Ничего, с сахара вода быстро убежит, а тряпки надо разматывать, сушить.

Вскоре вся коса от самой воды и до леса раскрасилась в разные цветные ленты. Даже по кустам были растянуты сотни метров цветастой материи. Мужики выжали свои штаны, рубахи, и, разбросив их по тёплым уже камням, грелись на солнышке.

–Хорошо дождя нет, а то, как бы сушили тряпки…