Но Мирослава ничего не чувствовала. Она рассматривала фотографию прадеда и его братьев – схватила сразу, едва зашла в комнату. Спрашивала, кто они такие, и стояла со снимком минут пять, наверное, не в силах поставить обратно на столик.
Знала бы она, что является дальней родственницей его прадеда! Конечно, двоюродный плетень нашему тыну, но все-таки. А кровь родная – не водица, так всегда учил прадед.
«Сила крови значит все», – говорил он.
Ты тот, кем являешься по праву рождения, и от этого никуда не деться. Потому Матвей и не пробовал избежать своей участи.
Когда запах буквально забил все пространство в гостиной, в голове блеснула догадка и Матвей кинулся на кухню. Так и есть: на запотевшем окне послание. «Завтра вечером Мирослава должна отправиться за Желанной», – гласила надпись. Ну конечно, Скарбник уже все решил, умный какой.
Вот так прямо надо встать и сказать – пошли завтра в старый дом прадеда, ночью, при полной луне, и заберем там книгу, которая исполняет желания. Ведь Желанная книга исполняла желания, – об этом Матвей узнал сам, порывшись в церковной библиотеке. Вот почему она была так ценна. Любые четыре желания. Стоит их записать на странице книги, как они непременно исполнятся. Правда, после придется заплатить за их исполнение, но об этом мало кто догадывается. Ведь в книге об этом не написано.
Матвей вздохнул, потрогал оберег в кармане джинсов и вернулся в гостиную. Надо ей все рассказать. Ну, не полностью, конечно, но хотя бы то, что его дед – ведьмак, и попросить помочь. Дело Матвея – предложить. А если Мирослава откажется, то он не виноват. Правильно?
Но Мирослава не отказалась.
Глава восьмая. Мирослава
1
Я уже говорила, что в классе у нас все делились на группки, компании по интересам. Умные – к умным, красивые – к красивым и так далее. Но я забыла упомянуть о богатых. Такие у нас тоже были.
Соломи́я Совинская относилась к богатым, умным, красивым и наглым одновременно, а значит, была звездой класса. Было в ней что-то киношное, что-то неотразимое, когда с одного взгляда понимаешь, что к этой девушке так просто не подступиться. Длинные черные волосы до самой попы, которые Совинская тщательно выпрямляла и укладывала каждое утро; огромные голубые глаза с диковинным блеском; четкие, как нарисованные, брови – над голубизной этих глаз. И большие пухлые губы. Такие чувственные губы, какие обычно можно увидеть только в рекламе губной помады. Только все это было натуральным, что делало мою одноклассницу неотразимой.
В школу ее привозили на черном джипе, и одевалась она вовсе не в «Терранове» и не в «Сенсее». Ее вещи заказывали в Америке, и только она одна в нашем классе могла похвастаться крутыми фирмами. Впрочем, ее одежда меня не впечатляла, ведь я не носила кружевные блузки и юбки с пайетками.
Сама я одевалась в «хенде» исключительно на свои заработанные деньги, потому что мать отказалась покупать мне черные вещи. А то, что она на рынке покупала для Снежанки, казалось мне таким безвкусным и ужасным, что я предпочитала нагрести на распродаже в «хенде» растянутых футболок, чем напяливать на себя нечто розовое с блестками.
В конце урока польского, когда Луша закончил объяснять нам про окончания глаголов, девчонки сгрудились у его стола, а Совинская уселась за первую парту, перекинула за спину свои длинные, совершенно ровные пряди и довольно улыбнулась, глядя на Григория.
– А где вы планируете отдыхать этим летом? Куда поедете? – спросила она его, как своего хорошего знакомого.
– А ты уже знаешь, куда поедешь? Если в Варшаву, то сможешь отлично попрактиковаться в знании польского, – улыбнулся наш учитель.