Уставилась на него, как на ненормального, мигом забыв о самобичевании. Он так шутит? Или, может, имеет в виду образно? Разве же я помню свою жизнь от рождения и прям все двадцать пять лет! Да и зачем ему, к примеру, номер моих яслей, который я даже никогда не знала?

— Подробно? — аккуратно уточнила.

— Максимально подробно, — на полном серьёзе кивнул дар. — Таким образом я заодно проверю ваши исходные данные. Память, умение связно строить рассказ без написанного сценария… А так же проанализирую ваш характер на основе действий, которые вы предпринимали в той или иной жизненной ситуации.

Ах, вот оно что… Так это, можно сказать, предварительное тестирование! Я села ровно и принялась рассказывать историю своей жизни.

— К сожалению, помнить себя я начала в пять лет, когда приехала жить к бабушке и дедушке в Подмосковье. Родители решили, что слишком молоды и им рано становиться ответственными, поэтому передали меня надёжным воспитателям, а сами развелись и уехали искать себя. В пять лет я пошла в детский сад «Колобок», в семь в восьмую школу, в восемнадцать её окончила со средним баллом. Ещё в пятом классе бабушка записала меня в детский театр, а после школы я поступила в театральное училище.

— Стоп, Полина, — прервал меня Платон недовольным тоном. — Меня интересуют все подробности. В том числе город, в котором вы жили, какие самые яркие впечатления у вас сохранились из детства, чем болели…

Вздохнув, я начала рассказ сначала.

Пришлось поведать, как в детсаду мне нравился мальчик, но он куда-то очень быстро пропал, и я даже не запомнила его имени, но в памяти осталось, что он любил рассказывать небылицы про звёзды. Припомнила, как ветрянкой болела. И про лишай, который подцепила от уличной кошки. Ну и всё в этом духе.

А вот про новую жизнь пришлось выуживать из памяти более важные подробности: как звали офицера, который меня принял на орбитальной станции; кто занимался распределением в центре на Кеплер Лире; как акус меня завербовал…

— …Он в первый же день обрисовал мне все перспективы и предупредил, что в случае отказа я просто тихо сгину там, где никто не найдёт, — горько рассказывала я о событиях трёхгодичной давности. — Сообщил о шансе, который я получу через три года, в случае преданной работы. Ещё наглядно показал, как легко отследить по чипу каждый мой шаг и слово. Поймите, я была напугана, растеряна, совершенно одна в чужом времени…

Что-то я разволновалась… Аж начала заламывать руки и сбиваться.

— Полина, успокойтесь, я вас не виню, — Платон был благодушен и ко мне внимателен, но не могу сказать, что это вселяло уверенность. — Я прекрасно вас понимаю. Продолжайте. Меня интересуют прокачки, которым акус вас подвергал, как совершенствовал — если такое было.

— К счастью, никаких принудительных прокачек мне никто не делал. Только стандартные сразу после переноса в ваше время. А совершенствование… было — акус Боржа занимался с нами по курсу молодого бойца, практикуемого на его родной планете Либер. В театральном училище мы тоже занимались физическим совершенствованием, поэтому мне было легко найти в себе энергию, научиться ставить щиты, передавать мыслеобразы и на короткое время усиливать ноги и руки…

Так постепенно я Платону почти всё о себе и рассказала. Только главный свой секрет утаила. Как утаила и от акуса Боржа. Никто, кроме меня, не знал о случайно открывшейся во время тренировок способности: иногда я видела эфемерных светящихся существ, которых никто больше не видел. Они ничего не делали, просто наблюдали. Я прозвала их «наблюдатели». Об этом даре я никому говорить не собиралась, потому что сама не особо понимала, что мне с этим неведомым «счастьем» делать.