– Не обижайся, но тебе жизненно необходим классный бодрящий секс и питеротерапия для закрепления результата! – выпалила Майка так быстро, словно заранее заготовила эту реплику.

Саня даже поперхнулась.

– Питеро… что? – уточнила она осторожно, намеренно проигнорировав часть фразы, касающуюся классного секса.

Какой там секс, господи! Саня давно уже забыла, что это такое. Даже до развода, если уж совсем откровенно, всё было весьма и весьма печально. Они с Чебой практически перестали заниматься любовью в последний год совместного проживания, а если это и случалось по инициативе мужа (очень изредка), то подавалось под кислым соусом неизбежности. Фразочка из бородатого анекдота “Боже, опять эти нелепые бессмысленные телодвижения!” практически стала их семейным девизом. Саня дёргалась и переживала из-за того, что их неловкая торопливая возня может ненароком разбудить Ляльку, и так спавшую слишком чутко и беспокойно, Чеба психовал, потому что жена слишком напряжена и не может расслабиться… в общем, толку выходило мало, а удовольствия – и того меньше. Это не было актом любви – скорее уж, воплощало классическое представление об исполнении супружеского долга.

– Приезжай ко мне, – разрушила затянувшееся молчание Майка, – ты совсем оборзела, дорогуша, уже четыре года в Питере не была!

– Ну куда я поеду, смеёшься, что ли, – надеясь, что голос предательски не дрогнул, выдавая её истинные чувства, отозвалась Саня.

Тон всё-таки получился жалобным, почти жалким – даже на собственный слух. Она уже практически смирилась с мыслью, что в этом году пролетает с поездкой, но именно теперь вдруг отчётливо осознала, как сильно – до боли, пронзительно, отчаянно, безумно! – хочет в Питер. Вот прям щас!!!

Саня даже зажмурилась на мгновение, позволив себе маленькую слабость – вообразить, что снова оказалась в чудесном Майкином жилище с видом на Фонтанку.

Это была удивительная квартира, которая буквально дышала историей. Со старинной мебелью, роскошной изразцовой печью, столетней плиткой на полу в кухне, а также потрясающей лепниной ручной работы на потолке в гостиной, арочными окнами, эркером и даже древним телефонным аппаратом фирмы “Эриксонъ и Ко”. Телефон, конечно, давным-давно уже не работал и представлял собой скорее музейную ценность, а вот печь до сих пор исправно топилась и здорово выручала Майку в сырые и промозглые питерские вечера.

Между допотопными двойными рамами Майка выкладывала вату – для впитывания влаги и утепления, потому что из щелей нещадно сквозило; антикварная мебель угрожающе скрипела и практически разваливалась, а лепнина безбожно крошилась и время от времени осыпалась гипсовой крошкой прямо на голову хозяйке, которая ругалась на чём свет стоит и грозилась сделать капитальный ремонт, но всё-таки Саня знала – Майка не променяет свою ветхую захламленную квартирку ни на какие шикарные современные апартаменты, даже если ей доплатят за это.

Четыре года назад они с Лялькой приезжали в Питер на лечение. Останавливались тогда как раз у Майки, с которой только-только начали общаться после нескольких лет взаимного игнора. Саня всеми правдами и неправдами добыла контакты специалиста – да не простого, а золотого, буквально светила, работающего с детьми, имеющими нарушения развития разной степени тяжести. Его имя гремело не только в Петербурге, но и по всей России в целом. Говорили, что он творит настоящие чудеса. Репутация у светила была отменная, деньжищи за свои услуги он драл немалые, а вот помочь так и не сумел. Возможно, им просто не повезло… Саня всей душой надеялась, что после этих сеансов у дочери будет хоть какой-то положительный сдвиг в развитии, однако всё так и застопорилось на мёртвой точке.