К началу девяностых и к моему рождению папа уже хорошо пил. Мама тащила всё в одиночку, выполняя за отца его обязанности на работе и пытаясь справляться с ненавистным бытом.

Папин демарш взбесил её до глубины души. И так довольно взрывная, – говорят, я пошла в неё нравом, – она вырвала у папы бутылку и вылила остатки в раковину.

– До чего ты мне надоел! – Кричала она. – Угробила на тебя лучшие годы своей жизни! Почему я не вышла за Антона Выготского, когда он мне предлагал!

– Ну так и выходи, кто тебе мешает! – орал отец. – Вертела передо мной задом! Загубила мою карьеру!

— Вот и выйду! Уверена, он меня и с тремя примет! И не придётся мне пахать за двоих взрослых! Мужик, называется! Дома даже хлеба нет!

– Вали отсюда! – кричал отец. – Тощая бесталанная лошадь!

Мама схватила сумочку и выскочила из дома.

И больше не вернулась.

4. Глава 4

С тяжёлым сердцем возвращаюсь из Нидерландов домой.

Переживаю за подругу Машку, которую муж шантажом заставил вернуться в семью. Всегда чуяла, что её Андрей ещё тот маньяк! Как бы она опять не впала в депрессию. Она же скрытная, как чёртов шпион. До конца не признается, что плохо.

Ещё адрес этот в псковской области… Стараюсь не надеяться лишний раз, но так хочется верить, что уж в этот-то раз я нашла маму.

Мечтаю просто посмотреть на неё. Спросить. Почему она ушла? Настолько мы ей надоели? Или, может, она почему-то потеряла память и не подозревает, что у неё есть целая семья: трое детей, четверо внуков и раскаявшийся муж?

После подачи матери в розыск, после неудачных поисков с волонтёрами, после нескольких тяжёлых опознаний в морге отец ушёл в запой. Он страшно пил, сутками. Захлёбывался слезами, орал на нас матом. Из кухни, где он поселился, несло блевотой, мочой и парами спирта.

Мы с трудом дотянули до начала октября, когда старшая сестра получила первую стипендию, а ещё ей пришлось пойти мыть полы в подъездах. Зная о нашей беде, соседи старались подкармливать, забирали к себе, когда мы втроём сидели у подъезда, пережидая особенно тяжёлые часы.

Наконец, из свердловской области приехала папина мама и устроила ему головокружительный, грандиозный скандал. Я с удовлетворением наблюдала, как по кухне летают сковородки, мелькают в воздухе чашки, а отец обеими руками закрывается от увесистой скалки.

– Бессовестная сволочь! Дети остались без непутёвой матери и отец туда же! Толя! Не завяжешь с водкой, я тебя сама прибью!

Бабушка всю жизнь проработала в колонии для несовершеннолетних и хорошо умела вставлять мозги неуправляемым подросткам. Как выяснилось, взрослым мужикам в запое – тоже.

Баба Таня оставалась с нами, пока отец выходил из интоксикации и зашивался. Он посмотрел на свою жизнь протрезвевшими глазами, увидел окружающий его разгром, не особо верящих в его исправление нас, и, наконец, взял себя в руки. Уволился из не приносящей дохода детской студии, пошёл на более-менее хорошо оплачиваемую работу на стройке. Вскоре выучился на сварщика, не пожалев своих артистичных пальцев и мы наконец-то зажили сносной и вполне сытой жизнью.

Без мамы, которая всегда оставалась незаживающей раной в сердцах всей семьи.

Пройдя паспортный контроль и забрав свой чемодан с багажной ленты, топаю к выходу из аэропорта. В Москве идёт снег, он чавкает под подошвами моих ботинок.

Я как раз разыскиваю глазами своё такси, когда меня заключают в объятия. В нос шибает знакомый горький аромат от Виктора и Рольфа.

– Алан! – Чёрт бы его побрал! Пора завязывать с соцсетями, по ним этот сталкер меня вычислил!