— Я в курсе, что вы не отец Веры, - выпаливаю я на одном дыхании, не выдержав гнетущее молчание.

Ожидаемо, что Коршунов никак не реагирует на мои слова. Он лишь поднимает на меня глаза и смотрит долгим, немигающим взглядом, словно пытается прочесть мои мысли. А мыслей у меня никаких. Я пока его ждала, все перегорела, теперь я как пустая емкость, которую нужно наполнить.

— Это получилось не специально, - начинаю оправдываться, при этом злюсь на себя за это оправдание, но Богдан Аркадьевич так выразительно на меня смотрит, что стыдно молчать.

— Я хотела составить опись покупок и приложить чеки, чтобы вы не подумали о моем транжирстве на себя. Пока искала чистый лист, наткнулась на тест, - неловко замолкаю, опускаю глаза на свои руки.

— Чистые листы в принтере, а если там нет бумаги, значит в ящике тумбочки, на которой он стоит, - совершенно спокойно и без возмущений, что рылась в его вещах, замечает Коршунов.

— Буду знать, - неловкость между нами нарастает как снежный ком. Я не выдерживаю. – Зачем вы так поступили?

— Как так? – голубые глаза непонимающие на меня смотрят. На мгновение теряюсь, но тут же беру себя в руки.

— Зачем вы скрыли от меня правду? Зачем вам воспитывать совершенно чужого ребенка от женщины, которую вы в глаза не видели?

— Потому что ситуация повторяется.

— Что? – настает мой черед удивленно смотреть на Коршунова. Он ставит чашку на столик, закидывает ногу на ногу, сцепив руки на животе.

— Я тоже приемный.

— И? – все равно до меня туго доходит связь между Богданом Аркадьевичем и Верунчиком.

— Когда мне было два года, похожая ситуация случилась с моим отцом. Я, конечно, был мал, чтобы помнить события тех дней, но перед смертью отец рассказал мне правду. К нему так же на работу пришла женщина и так же твердо заявляла, что я его ребенок. Правда, она утверждала, что она мать. Как вы понимаете, тогда тест на ДНК не был столь распространен и развит. Он поверил на слово, - Коршунов улыбается. – Ему предоставили неоспоримые доказательства. Мать рассказала, где они познакомились, в каком городе это произошло и как они расстались. Так как отец был увлеченной натурой, он допустил, что это вполне могло быть.

— Но в итоге вы оказались не его сыном, - не спрашиваю, а утверждаю, задумываясь теперь под другим углом над мотивами Коршунова.

— Да, перед тем, как рассказать мне правду, он уговорил меня сдать с ним тест, прикрываясь тем, что алчные дальние родственники будут оспаривать наше родство после его смерти.

— Они оспаривали?

— Не дошли до этого, потому что отец составил грамотное завещание, к которому ни один юрист не мог придраться. Он рассказал мне правду, а через пару дней умер от сердечного приступа.

— Оооо, - сочувственно смотрю на невозмутимое лицо Коршунова. – Вам, наверное, было очень сложно. Вы по нему скучаете? Я вот до сих пор по маме скучаю.

— Скучал и скучаю до сих пор. Он ни разу не дал мне понять, что я не его родной сын. Хотя, думаю, что с самого начала знал, что мы не родственники. Он был мне самой настоящей семьей. Я всегда думал, когда стану отцом, буду таким же, как и он: чутким, понимающим, любящим, наполненный гордостью за своего ребенка, - уголки губ слегка приподнимаются. – Именно поэтому я жаждал обзавестись семьей.

— Понимаю, - на самом деле я его правда понимаю, потому что, когда умирает близкий человек, ты ощущаешь себя самым одиноким на свете человеком. Хочется сразу же обрести того, кто тебя согреет от внутреннего холода.

— Женился. Сначала мы с Полиной жили для себя. Речь о детях не заходила, у нас было столько планов и проектов, что они просто не вписывались в график наших жизней. Потом постепенно все ее подружки становились мамами, Полина захотела тоже быть мамой. Я был не против. Мы оба прочно стояли на ногах в финансовом плане, купили этот дом, - Коршунов обводит кабинет задумчивым взглядом. – Для полной картины счастливой семьи нам нужен был ребенок.