– Все сие я неоднократно уж слышал, – сказал на это Архаров. – Ты, сударь, сделай милость, расскажи, как эта каша заварилась. Мы-то на готовенькое приехали.
– Заварилась она не в Москве, заразу с юга завезли, и первые покойнички появились еще по весне…
– Ты мне не про заразу, ты мне про митрополита!
– Ну, ладно. Ты Всехсвятскую церковь на Кулишках знаешь?
– Где? – Архаров не поверил ушам.
– На Кулишках. Сами дивимся, откуда название.
– Вот-вот, у черта на кулишках… Продолжай.
– Там пришел к батюшке некий мастеровой и рассказал сон. Явилась-де ему Богородица и пожаловалась – ее образу, что над Варварскими воротами, тридцать лет никто свечек не ставил и молебнов не пел. Хотел-де Христос за сей грех послать на Москву каменный дождь, но матушка наша умолила его и послан был лишь чумной мор. Коли вдуматься – то и неведомо, что хуже…
– Охота была тому батюшке сны слушать… – проворчал Архаров…
– С перепугу, сударь. С перепугу и не того еще послушаешься. Опять же, к тому образу не так-то просто свечу прилепить – он высоко, над воротами. Но мастеровой в самом начале сентября обосновался у Варварских ворот и стал сон свой рассказывать, собирая при сем деньги на некую всемирную свечу, кою собирался воздвигнуть перед образом. И столько ему обыватели денег понанесли, что пришлось для тех денежек особый сундук заводить!
– Так и знал, что и тут все на деньгах замешано! – воскликнул Архаров. – Даже коли одни копейки, и то сундук денег на многие сотни рублей потянет.
– А ты вообрази себе, какова должна быть та свеча, ежели ее честно на собранные деньги отлить! С колокольню ростом, поди, станет! – майор рассмеялся негромко, словно предлагая повеселиться, но Архаров лишь покивал. А для себя сделал в голове пометочку – мошенничеством эта затея пахнет, и преловким, должны же были найтись умные люди и прикинуть размеры неслыханной свечи…
– Ну, народ у ворот толпится, ни проехать, ни пройти, – продолжал майор. – Лестницу прислонили, к иконе лазают, тут же попы какие-то аналои поставили, молебны служат, друг друга перекрикивают – столпотворение. А чума сборища любит – там заразу проще всего подцепить. Вот покойный митрополит Амвросий и решил навести порядок, поскольку святой образ – по его ведомству. Опять же, доктора его с толку сбили – где толпа, внушили, там самый разгул заразе. Он и крестные ходы отменял, и чуть ли не святое причастие – коли всем к устам одну и ту же лжицу подносить, так от больного к здоровому чума прямо в Божьем храме перекинется…
– Разумно рассудил покойный владыка, – ничуть в тот миг не задумавшись о святости причастия, заметил Архаров.
– Многознание его и сгубило. Решил прекратить всю суету на Варварке.
– То бишь, изъять то, что смущает народ?
– Пожалуй, что так, – согласился Сидоров, – да только тут господин Еропкин маху дал, недаром теперь так убивается…
И поглядел на пустое кресло, как бы ожидая от него позволения посплетничать о начальстве.
– Со всяким может быть, – вступился за Еропкина Архаров. – А что случилось-то?
– Митрополит поехал с господином генерал-поручиком посовещаться, так тот нашел, что убирать икону с ворот в такое смутное время небезопасно, а сундук, кой можно счесть источником заразы…
– Сундук, стало быть, можно? – удивился Архаров и тоже поглядел на пустое кресло, как бы призывая его в свидетели.
– В тот-то и беда. Господин Еропкин дал владыке солдат, дал двух подъячих, и поехали они сундук со свечными деньгами брать…
– А на что?
– Да на Воспитательный дом митрополит хотел отдать те деньги. А образ все-таки снять и в какую-либо церковь на время определить. Кабы господин Еропкин ему настрого запретил – остался бы владыка жив. Приехал в карете к Варварским воротам, вышел, стал распоряжаться. Ну, а народ не пустил, шум-гам, Богородицу грабят! Напали на солдат. Тут же кто-то до Спасских ворот добежал, там в набат ударили. Москва и без того взбаламучена, а тут еще набат… Владыка Амвросий видит – бунт, сел в карету, поехал прятаться к сенатору Собакину, тот его с перепугу не пустил. Тогда владыка уехал в Донской монастырь. А пока он разъезжал, бунтовщики в Кремль ворвались… – совсем понурившись, сообщил Сидоров.