– Олег прислал мне иск о разводе на электронку.
Шепчу я полузадушено и ищу потерявшийся в простынях телефон, чтобы показать послание Марку. Только вот он вряд ли понимает весь масштаб испытываемой мной трагедии.
– И? Он изменял тебе. Обрюхатил какую-то девку. Выставил вас с сыном на улицу. Только не говори, что ты была готова его простить и дальше жить с ним под одной крышей после всего, если бы он вдруг одумался?
Мой босс звучит жестко, я бы даже сказала жестоко. И я удивляюсь этой его грани, открывающейся для меня впервые. При всей его неразборчивости в связях подобное отношение к измене в браке ошарашивает и подкупает.
– Нет. Просто вплоть до сегодняшнего дня я находилась в стадии отрицания и только сейчас осознала, что это жирная точка. Все. Поезд дальше не идет. Конечная. Знаешь, принять тот факт, что наш брак распался, это как отрезать руку или ногу. Так же больно и мучительно.
Выпаливаю я лихорадочно. Марк же убирает ладони, разрывая физический контакт, даривший тепло, и поднимается на ноги. А уже в следующую секунду отрывает меня от кровати и перекидывает мою несопротивляющуюся тушку через плечо.
Делает это так легко и стремительно, как будто таскает штанги вдвое больше моего веса в спортзале каждое утро, и я невольно им восхищаюсь.
– Знаешь, Славина. Вот есть много обстоятельств непреодолимой силы. Стихийные бедствия, торнадо, там, или тайфуны. Войны. Забастовки. Но женская истерика – худшее из них.
Приговаривает Северский, пока тащит меня в кухню, а я утыкаюсь взглядом в ямочки на его пояснице, и, кажется, краснею.
– Будем лечить твою депрессию сладким. Шоколадное или клубничное?
– Мороженое? На ночь? Марк, да ты с ума сошел!
– Не спорь, Славина! Шоколадное или клубничное? – гаркает босс, опуская меня на теплый пол с подогревом, и тянется к холодильнику.
– Клубничное.
Я быстро сдаюсь под его неудержимым напором и спустя мгновение становлюсь счастливой, почти, обладательницей ведерка с любимым лакомством детства.
Забираюсь с ногами на подоконник и ненадолго отворачиваюсь к окну, чтобы привести в порядок разбушевавшиеся чувства. Обычно я переношу трудности гораздо спокойнее, но эта история с изменой превратила меня в неуравновешенную психичку.
– Знаешь, что самое смешное? Я прекрасно понимаю, с какого момента все полетело к чертям.
Роняю я в пустоту и спиной ощущаю приближение Марка. Волоски на коже становятся дыбом, пульс резко подскакивает, хоть шеф и не сделал ничего предосудительного, а в горле пересыхает.
Словно мы находимся не на двадцатом этаже в роскошной квартире, а посреди раскаленной пустыни Сахары.
– С какого?
– С того, когда я отказалась родить Олегу второго ребенка.
Произношу я твердо и прикрываю веки, мысленно отправляясь в события трехлетней давности.
* * * * *
Мы с мужем сидим в пафосном ресторане, куда нас пригласил его начальник Томин Глеб Борисович. Упакованные в белоснежные рубашки, классические черные брюки и жилетки официанты снуют вдоль столиков. Блюда поражают разнообразием.
А я не испытываю приступа эйфории по этому поводу. Исподтишка кошусь на округлый животик жены Глеба Борисовича и гулко сглатываю, догадываясь, что неминуемо последует.
Одна. Вторая. Третья. После четвертой стопки коньяка Томин смачно целует свою Ирочку и обращается к нам.
– Мы с Иришкой четвертого ждем. А вы когда за вторым пойдете? Неужели не хочешь лапочку-дочку, а, Славин?
– Хочу, конечно, Глеб Борисович. Скоро пойдем.
Широко улыбается муж и кладет руку на спинку моего стула. Я же закусываю нижнюю губу и впиваюсь ногтями в ладонь, борясь с приступом всепоглощающей паники.