Александр смотрел, как шли пленные. Они будто не видели царя. В его власти было защитить их. Но они знали, что македонянин их защищать не будет.

Лишь один пленный фиванец, седой Клеад, вдруг остановился перед царем:

– Дозволь мне обратиться к тебе!

– Говори.

– Царь! Фиванцы не так виноваты перед тобой, как наказаны. Фиванцы отложились не от тебя – нам сказали, что ты убит, – а от твоих наследников. Виноваты они в легковерии, а не в измене. За эту вину, однако, они уже понесли наказание – их молодежь истреблена. Теперь остались лишь толпы стариков и женщин, бессильных и безвредных, которые к тому же перенесли столько насилий и оскорблений, что никогда не приходилось им терпеть ничего более горького. И я, Клеад, прошу теперь уже не за граждан, которых осталось так мало, а за невинную родную землю и за город, который порождал не только мужей, но и богов!

Увидев, что Александр нахмурился, Клеад продолжал с еще большей горячностью:

– А лично тебя, царь, я, Клеад, заклинаю – вспомни о твоих религиозных связях с Фивами. Ведь в Фивах рожден Геракл, от которого ведет начало твой род эакидов. В Фивах же провел свое детство твой отец Филипп! Поэтому я, Клеад, прошу тебя, царь, пощади город, который некоторых твоих предков почитает как богов, а других, воспитанных здесь, видел великими царями!

Больше ему не дали говорить. Военачальники, осудившие город, приказали отогнать Клеада. И он пошел, тяжело вздохнув, вслед за своими фиванцами, обреченными на рабство.

С Фивами поступили так, как решили судьи. К стенам подвели тараны, их гулкие равномерные удары слышны были далеко. Их слышали и пленные фиванцы – эти удары били их прямо по сердцу. С грохотом рушились древние стены, красная и желтая пыль стояла над городом. Победители разваливали дома, грабили имущество богатых горожан, нагружали телеги всяким добром и вывозили в лагерь.

Не так много понадобилось времени войску, чтобы разрушить город и сровнять его с землей. Александр пришел взглянуть на его развалины. Груды камня и разбитого кирпича лежали перед ним. И всюду стояла страшная, глухая тишина.

Где же они теперь, те, которые кричали вчера, что отомстят за позор Херонеи? Где они, которые, обещая сохранить свободу Фивам, привели город к гибели?

Александра понемногу охватывала тоска. Удар его оказался слишком сильным. Ведь даже отец так не поступил бы. Отец мог бы уничтожить Афины, но не сделал этого…

Александр в раздумье снял шлем, отвел рукой волосы со своего невысокого влажного лба.

И вдруг вспомнил.

– А храм Диониса?.. – обратился он к этерам, сопровождавшим его. – Разорили?

– О храме Диониса не было ничего сказано, – ответили ему. – Храм Геракла сохранен. Но Диониса?..

Александр побледнел. Как же он мог забыть, что и Дионис рожден в этом городе!

Мгновенно встала перед глазами веселая комната в македонском дворце в Пелле, где на полу, словно ковер, лежит мозаика из речной гальки. Большой темный квадрат, а на нем, как солнечное видение, светлокудрый веселый бог Дионис мчится на пятнистой пантере.

Александр знает в лицо Диониса с самых ранних лет детства, он приходил к этому богу, говорил с ним. Дионис был ему другом.

И вот теперь он разрушил его храм! Жрецы говорят, что боги мстительны, даже такие веселые, как Дионис…

– Он не простит мне, – прошептал Александр с тяжелым предчувствием отдаленных, но неизбежных бед.

Стон прошел по Элладе:

– Фивы пали!

И страх, как ледяной ветер, полетел по эллинской земле. Элейцы выгнали было из своей страны сторонников Македонии. Но сейчас они поспешили вернуть их обратно.