Они вошли в просторную гостиную с высокими окнами и мягкой мебелью, стоявшей в центре огромного персидского ковра. В кресле сидел мужчина за пятьдесят. Своей неподвижностью, взъерошенными волосами, костюмом и очками из начала девяностых он производил впечатление человека себе на уме.

– Роланд Генц, – представился он, не вставая с кресла.

Роланд Генц. Правая рука Ральфа.

София села на двухместный диван.

Ральф Ханке, человек, который заказал убийство Адальберто Гусмана, нанял снайперов, чтобы убить ее и Гектора, когда они ехали на машине из аэропорта в Марбеллу, и совсем недавно позаботился о том, чтобы взрыв в Биаррице разорвал Эдуардо Гусмана на куски; человек, лишивший Андреса и Фабиена отца.

– Рад, что вы приехали, – начал он. – Насколько я понял, ваша встреча с доном Игнасио состоялась. Вы приехали сюда, чтобы дать ответ на наше предложение. Мудрое решение…

Потом он начал разглагольствовать о самом себе.

Его левая рука лежала открытой ладонью на колене, пальцы растопырены и загнуты внутрь – признак артроза и возраста. И Роланд Генц, лохматый, с остатками пены для бритья около уха. Здесь сидели два пожилых человека, два старика, один из которых никак не мог перестать говорить о себе. Смешное самолюбование, феерическая чушь.

София и хотела бы почувствовать презрение к мужчинам, сидящим напротив, но эти двое вызывали какие-то другие чувства. Опасные и непредсказуемые в той степени, какую она никогда не смогла бы оценить, добиться или изменить. И все вдруг омрачилось отчетливым и ужасающим пониманием, что у нее нет ни стратегии, ни плана действий. В комнату, где она сейчас сидела, ее привел внутренний порыв, необходимость, зов. А единственное, что она взяла с собой, – желание. Что ей с ним делать здесь, у этих мужиков? Приехать сюда было огромной ошибкой.

Ей хотелось встать и выйти из комнаты, уехать, исчезнуть…

– Я здесь не для того, чтобы объявить о решении, – осторожно произнесла она.

Удивленная улыбка из-за того, что его прервали посередине предложения.

– Каком решении?

Руки Софии лежали у нее на коленях. От страха они стали тяжелыми и начали было странно двигаться, но София их удержала.

– Я здесь, чтобы попросить вас обдумать и обсудить все еще раз.

Сердце рвалось из груди и отдавало в горле.

Улыбка исчезла. Серые глаза немецкого главы компании стали стеклянными.

– Никто не знает, что я здесь, – продолжала София. – Я приехала, чтобы попросить вас посмотреть на дело с другой точки зрения, подумать о долгосрочной перспективе.

Выражение лица Ральфа Ханке не изменилось. Она подумала, что он завис в этом состоянии. Но вдруг появилось новое выражение, выражение номер три. Какое-то старческое, усталое, почти больное. Только на мгновение – пепельно-серое и незамысловатое в своем проявлении разочарование. Потом Ханке очнулся.

– Продолжайте, – сказал он.

София нервничала, в горле стоял ком.

– После убийства Адальберто и бегства Гектора организация ослабла, сделок стало значительно меньше. Остались одни крошки. То, что вы хотите заполучить, на самом деле больше не имеет ценности.

– Что у вас есть на сегодняшний день? – спросил Генц со своего кресла.

София понимала, что он знал все; значит, нельзя искажать факты.

– Мы сотрудничаем с доном Игнасио. У нас есть связи в ряде шведских биржевых предприятий. Мы торгуем полученной информацией через инвестиционные компании. О больших суммах речь не идет, но есть медленный и неуклонный рост…

– Почему медленный? – равнодушно спросил Роланд.

– Мы должны соблюдать осторожность.

Она запнулась, затем продолжила говорить тонким, против ее воли, голосом.