Из пузыря наружу прыгает мальчик. Отца мальчик не слушает.

Не слушается.

– Вернись в детскую!

Понял, вопит Натху во во всю мощь своего разума. Понял! Не боюсь!

– Натху! Вон отсюда!

– Ну, допустим, – пробормотал Фрейрен. – Смотрим дальше.

– Этого вам мало?!

– Мало.

Давит, отметила Линда. Как всегда. Он иначе не умеет.

Давить Фрейрену было чем – его габариты приводили неискушенного зрителя в трепет. Свитер из серой шерсти с красными оленями, который связала ему Линда на позапрошлый день рождения, туго обтягивал тушу гиппопотама. Под свитером Фрейрен скрывал пояс с антигравитационными поплавками – иначе он не сумел бы сделать и шага. Согласно распоряжениям медиков, пояс облегчал вес Фрейрена на треть, чтобы мышцы – а главное, сердце! – окончательно не отвыкли справляться с нагрузкой. Оставшихся двух третей хватало, чтобы Фрейрен начинал пыхтеть, пройдя от стола к двери.

В юности он был борцом, в зрелости напоминал борца, утратившего форму. Сейчас же форма развеялась как дым, а от борца не осталось и напоминания. Диета? Физкультура? Медикаментозная коррекция? Хирургическое удаление жира? Бесполезная трата времени и сил. Врачи по сей день спорили, какой вид гипоталамического синдрома вызывает такие резкие нарушения метаболизма. Линда уверяла себя, что её собственный лишний вес не связан с проблемой Фрейрена – ей вовсе не хотелось с годами превратиться в неподъемную груду жира.

Впрочем, взгляд начальства оставался острым, а голос – звучным и требовательным.

– Смотрим дальше, – повторил Фрейрен.

…пузырь лопается, исторгает из себя обезьяну. Ловкая, быстрая, с собачьей головой, обезьяна скалит острые клыки. Прыжок, и зверь повисает на плечах брамайна, словно голодный самец-бабуин на детёныше антилопы. Металл наплечников лопается под напором хищных челюстей. Хлещет кровь, кипящая от чувств, мыслей, переживаний, но наземь падают разве что редкие капли.

Обезьяна пьёт, давится, глотает.

– Это не ваше воспоминание.

– Да, не моё.

– Где вы его взяли?

– Я подцепила эту заразу во время свалки. Полагаю, это энграмма одного из налётчиков. Не сомневайтесь, всё было именно так. Вот моё персональное воспоминание. Я специально начала с чужой энграммы, чтобы вы имели возможность сравнить.

С минуту Фрейрен молчал, изучая два воспоминания: личное и подхваченное. Минута – это очень, очень долго. Линда не знала, как толковать такую задержку – в свою пользу или наоборот. Дерзкая и насмешливая со всеми, включая любимого мужа, в присутствии Фрейрена она терялась, хотя и старалась не подавать виду. Только Регина Ван Фрассен, школьная подруга, умела держать Фрейрена на расстоянии – единственный человек, которому Линда завидовала в этом смысле.

– Это ничего не доказывает, – наконец произнесло начальство.

– Смеётесь?

– Я абсолютно серьёзен.

– Мальчик был под шелухой во время нападения на бункер!

– Он антис.

– Антисы опускаются под шелуху только во время взлёта! Это означает выход в большое тело!

– Он и взлетел.

– Позже!

– Это всего лишь ваши домыслы. Мы не знаем, как взлетают антисы. Мы о них вообще ничего не знаем. Возможно, процесс старта способен затянуться по внутреннему времени. Что же до времени внешнего, его и так прошло очень мало.

– Он сосал эмоции жертвы! Он эмпат!

– Вам могло померещиться. Адреналин – штука коварная.

– Хорошо, мне померещилось. А брамайну? Я не зря скинула вам обе энграммы. Брамайну тоже померещилось?!

– И это возможно. Но даже если вы правы… Сосал эмоции? Мальчик несколько лет прожил в стае флуктуаций. Да, он сосал человеческие эмоции, и не только эмоции. Последствия нам известны. Если он начал выход в большое тело, если пошёл на взлёт – почему бы ему не вернуться к старым привычкам? Нет, энграммы ничего не доказывают.