Последний противник юного воина упал, пораженный в горло и, хрипя, умирал на земле, когда мальчик с аурой старца подошел к лежавшему перед ним человеку и приказал дать ему патроны. Мужчина подчинился, а как бы он мог отказать Блистательному Воину, овладевшему своими у-син[48]? Но стоило только воину расслабиться и начать перезаряжать оружие, как все сразу переменилось: из длинной черной машины, которая и привезла нападавших, вышел еще один человек. Он тоже был вооружен, но не пистолетом: в его руках был какой-то короткий карабин непривычной формы. Надмит воевал – довелось в Китае посражаться. Северный поход прошел от начала до конца. Но такого оружия ему видеть не доводилось… Вот правда, легкий японский пулемет был чем-то похож, хотя и был изрядно покрупнее…

А у мальчика – теперь, когда он отпустил Ци и Молодого Ян, это был действительно мальчик, остался всего один патрон в нагане, Надмит считал выстрелы…

Такого человека, как этот юный воин, надо было спасть. И Надмит Банзарагша выскочил из подворотни, распевая боевую песнь маг-цзал[49]:

Благородный Учитель дал нам наказ:

Обучайтесь стрельбе из лука,

упражняйтесь в метании копья!

Таков один наказ, таков другой наказ.

Отец наш и мать наша дали нам свой наказ:

Не обучайтесь стрельбе из лука,

не обучайтесь в метании копья!

Наказу отчему не повинуясь,

мы выполним Учителя наказ:

Я стану обучаться стрельбе из лука,

я буду упражняться в метании копья!

А вы, деревенский люд,

повторяйте шестислоговую мантру

«Ом ма ни пад мэ хум»![50]

В руках воин Тибета сжимал метлу – свое единственное оружие. Метла была новой: только сегодня утром Надмит привязал к собственноручно и любовно выструганному дубовому древку изрядный пучок березовых прутьев. Древко было ровным и прочным, и хотя, конечно, оно не могло соревноваться с карабином-пулеметом, в руках адепта маг-цзал это было грозное оружие…

– Хэй-и-сэра!

Враг с карабином повернулся к Надмиту, и это было последним, что он сделал в этом перерождении…

…Белов вздрогнул: дворник с внешностью тибетского монаха прокричал какую-то мантру, а потом метнул в четвертого противника свою метлу. Бросок был хорош: прутья метлы, сдёрнутые с древка, точно зависли в воздухе, а мелькнувшее размытой струей метловище насквозь пробило одежду и грудь бедолаги так, что теперь у него из спины торчал окровавленный тупой конец шеста.

Дворник был, ясное дело, молодец, но если рядом кроме атакующей группы есть еще и страхующая – расслабляться рано. Да и небезопасно. А потому Саша тут же быстро дозарядил наган и бросил его Василию:

– Держи! Но если что – стреляй только в воздух!

Красный несколько обалдел от такого приказа и попробовал было заупрямиться:

– А чего это «в воздух», Немец? Я, между прочим, хорошо стре…

– Я СКАЗАЛ!!!

Белов не кричал, даже не слишком повышал голос, но произнес это таким тоном, что Василий запнулся на полуслове и только кивнул – понял, мол. Саша повернулся к дворнику, сложил особым образом руки – как на тренировке по тантра-йоге, поклонился:

– Досточтимый, у нас мало времени. Вы умеете пользоваться вот этим? – он поднял наган одного из нападавших.

Дворник коротко кивнул и протянул руку. Александр кинул в его сторону револьвер и, ни капли не сомневаясь, что тот поймает оружие, повернулся к следующему покойнику. У него был пистолет, причем не ТТ, как показалось вначале, а очень похожий на него внешне «Браунинг» 1903 года. На кожухе ствола явственно читались буквы «ОКЖ»[51]. Мальчик поднял оружие, выщелкнул обойму, посмотрел на два оставшихся патрона, вздохнул: