Тогда разведчики стали обсуждать положение.

Они обсудили его быстро, но основательно, со всех сторон, как и подобало разведчикам-артиллеристам. Оставалось принять решение.

Биденко и Горбунов были между собой равны по званию, по заслугам и по сроку службы. Но в этой разведке начальником был назначен Горбунов. Стало быть, за Горбуновым оставалось последнее слово. И это последнее слово был приказ, не подлежащий обсуждению.

Прежде чем сказать свое решение, Горбунов крепко задумался. Биденко не сомневался в своем друге, он был уверен, что решение будет наилучшее. Но когда Горбунов его сказал, Биденко опешил. Он мог ожидать всего, но только не этого.

– Вот что, Василий, – сказал Горбунов твердо. – Обстановка требует, чтобы мы с тобой рассредоточились. Понятно? Ты пойдешь обратно в часть. Собирайся. А я останусь здесь.

– Как? Как ты приказываешь? – переспросил Биденко.

– Приказываю тебе ворочаться в часть. А я останусь.

– Кузьма! – почти крикнул Биденко.

– Кончено! – коротко сказал Горбунов, сдвинув брови.

И Биденко понял, что больше говорить не о чем. Все же сделал попытку объясниться:

– А как же пастушок?

– Я здесь останусь. Буду выручать.

– А я?

– Ты пойдешь в часть.

– Я, Кузьма, так располагаю: мы здесь останемся вместе.

– Сказано! – сухо обрезал Горбунов.

– Да как же я вернусь без пастушка? – взмолился Биденко. – Нет, брат, это дело не выйдет! Как хочешь, а я паренька не брошу. Голову положу, а выручу. Ведь это что же такое? Ведь он мне вроде как родной сын!..

– Он нам всем как родной сын. А служба на первом месте. Знаешь, кому служим? Советскому Союзу. Небось знаешь. Пойдешь в часть. А я здесь останусь.

– Не пойду в часть, – сказал Биденко, зло сузив глаза.

– Приказываю, – сказал Горбунов. – А не подчинишься, тогда я знаю, что мне с тобой делать. Понятно тебе?… Слышь, Вася, – сказал он вдруг мягко. – Нешто я не понимаю? Я, друг, понимаю. Да что поделаешь! Батарея ждет наших данных. Ужели ж мы оставим ее слепой, без маршрута? Не дури, Вася. Я здесь останусь, а ты отправляйся в часть. Доставишь наши данные. Гляди, чтоб дошел благополучно. Берегись, пробирайся толково, чтоб не нарваться на немцев. На тебя – как на каменную гору. Доложишь командиру обстановку. Понятно?

– Понятно, – сказал Биденко, натужив скулы.

Ему не надо было долго толковать. Был бы он на месте Горбунова, он бы поступил точно так же. Он понимал, что один из них обязан доставить данные разведки в часть. А то, что Горбунов отправил с документами его, было тоже понятно. Горбунов был командир группы. Он отвечает за каждого своего человека. Мог ли он вернуться в часть, не употребив всех усилий для спасения пастушка?

– Исполняй, – сказал Горбунов, передавая Биденко карту с отметками.

– Счастливо, Кузьма!

– Действуй, Василий!

– Слушаюсь!

И, не сказав больше ни слова, Биденко стал отползать. Наконец он пропал из глаз, слившись с бурой землей, растаяв в тумане.

Горбунов остался один.

«Что же случилось с пастушком? – думал он, ломая голову над неразрешенным вопросом. – Ну, что ж такое, – успокаивал он себя. – Его задержали немцы. Потащили в комендатуру или в штаб. Ну, допросят. А что они с него возьмут? Ведь доказательств у немцев против Вани никаких нет. Мальчик и мальчик. Подержат и отпустят. Надо его, главное, не прозевать, когда он от них выйдет. Тогда вместе и вернемся в часть».

Но, утешая себя таким образом, Горбунов в глубине души чувствовал, что дело обстоит совсем не так просто, а гораздо хуже.

Было что-то, чего Горбунов не знал и не предвидел. Но что именно?