– И то верно. Но это добре иметь в виду. Сажают их не просто так, а под посевы и колхозы новые. Так что торг едой всякой только усилится. Что тут, что там.

– Но то потом. Сильно потом. Когда эти посадки вырастут? А сейчас что из дельного еще примечал?

– Калмыки да башкиры коз ангорских разводить начали да овец гишпанских. Еще у башкир, тех, что на востоке, какие-то дивные животные – альпаки. Все они с очень мягкой шерстью. Но той доброй шерсти мало. И ее всю царевич выкупает для своей ткацкой фабрики. Пока.

– Думаешь, и другим можно будет перехватить?

– А почему нет? – улыбнулся Платон Тимофеевич. – В наши дни многое меняется. И быстро. Это я к чему? Ты бы подумал, помозговал да к Алексею Петровичу на прием пошел. Он деловых людей любит.

– Сказывают, что там к нему столько желающих попасть. Годами можно очереди своей ждать.

– Так ты поезди. Посмотри, что по Волге да Дону делается, а лучше еще и в Крым наведайся. И заезжай на обратном пути. Расскажешь. Подумаем. Я в долю войду. И Алексею Петровичу письмецо отправлю. Посодействую, чтобы он тебя принял без промедления, поручусь…

Казак пыхнул дымком из трубки, меланхолично рассматривая войска Цин. Спокойно. Без всякой опаски.

Здесь, в Удинске, узнали еще зимой о том, что творится что-то неладное. Беженцы ведь отходили через них. С того же Нерчинского завода, откуда люди лишь чудом смогли убежать. Так что, как чуть просохло, всем миром принялись строить здесь новые укрепления. Старый, ветхий деревянный острог «на малую статью» о пяти башнях не внушал никакой уверенности. Тем более что часть стены даже полноценно рубленной не сделали, оставив тын, то есть частокол. И лет этому укреплению насчитывалось прилично.

Стройку начали под рукой артиллерийского командира, присланного год назад сюда вроде как на повышение. Вырос он из простого солдата, за смышленость переведенного в артиллеристы и ставшего там сначала командиром орудия, а потом и до поручика дорос. И вот – сюда попал, начальствовать над артиллерией острога. По армейским меркам – уровень где-то между командиром огневого взвода и батареи.

Однако его, как и генерала пришлого, местные всерьез не воспринимали. И лишь когда запахло жареным, решили послушать. Ведь он вполне себе представлял устройство простых укреплений и артиллерийских позиций на них – учился этому в полковой школе.

Укрепления эти новые представляли собой земляной вал с бастионами и сухим рвом. Этакую продвинутую версию редута, которую возводили вокруг деревянных стен острога, выполняющего функцию второй линии обороны.

На бастионы он предлагал перенести те пять орудий, которые имелись в крепости. Маленькие однофунтовки. Ну и сосредоточить стрелков для массирования огня.

Люди старались.

Строили.

Не сильно рвались, но и не отлынивали.

А после того как появились первые беженцы из Нерчинска, принесшие известия о его падении, то все ускорились до предела. Стало ясно – мелкие остроги вряд ли задержат войска Цин. И осада Удинска вопрос времени, причем весьма небольшого.

Сдача Нерчинска была ударом по репутации России. Серьезным. Но стратегически ничего не меняла. А вот Удинск выступал в роли важного логистического узла, через который шла и торговля с Кяхтой, и Амурская торговля и велось снабжение Забайкальских острогов. Этот город был южными воротами Иркутска, который суть центр всех восточных владений – место, где сходились многие дороги региона, если не все.

Сдавать его было никак нельзя.

Совсем.

Ввиду мрачных известий начальственные люди стали бомбардировать Иркутск письмами о помощи, в первую очередь пытаясь выпросить артиллерию. Хоть какую-то. Имевшихся у них пяти, по сути, фальконетов вряд ли хватило бы, чтобы остановить надвигающуюся армию Цин.