Было совершенно очевидно, что если с пехотой он попал в общеевропейский тренд, пусть и несколько его исказив, то с кавалерией вообще стал выгребать против течения. Посему принять вот так, с ходу, его предложение вряд ли бы могли. И ладно бы предложение – даже правоту. С тем же успехом можно было бы пытаться убедить генералов, увлеченных массовой, призывной армией, то есть племенным ополчением с ее толпами случайных людей в форме, создать хотя бы костяк из профессиональной, хорошо обученной, ну, допустим, пехоты.

Генералы всегда готовятся к прошедшей войне. А переломить их своим авторитетом или просто приказать он не мог. Не то у него было положение. Да, его выслушивали. Ибо не по годам умен. И вон иной раз очень толковые мысли предлагает. Однако…

На какое-то мгновение пришел прилив ярости. Видимо, от старого владельца тела подарок. Но он зажмурился. И, сжав кулаки, выдохнул.

Несколько глубоких вдохов.

Переждал несколько секунд.

Открыл глаза.

Осмотрел всех присутствующих, с интересом за ним наблюдающих. И выдал фразу, ломающую всю парадигму ситуации и идущую вразрез с ожидаемой реакцией:

– Уйду я от вас в монастырь. Ей-ей уйду. В женский.

Несколько мгновений тишины.

Нервный смешок Меншикова.

И разразился хохот…

Отсмеявшись, его похлопали по плечу. Едва ли не каждый. Сообщая, что он молодец и что ничего страшного не произошло. На ошибках учатся. И все в том духе.

Ну и разошлись.

Алексей же остался сидеть в своем кресле. Благо, это к нему в гости приходили, а не он к кому-то. Посидел с довольно мрачным видом около часа или даже двух в пустом помещении. Борясь с раздражением. А потом отправился к своему двоюродному деду – Льву Кирилловичу Нарышкину[15]. Чтобы поговорить. Само собой, не о кавалерии и играх. А отвлечься. Благо, что к нему тоже у него имелось дело.

Впрочем, Лев Кириллович не сильно жаждал послушать мальца. Видимо, уже знал о нервном разговоре и не хотел, чтобы Алексей его во что-то втянул дурное.

– Зачем ты мне голову морочишь? – наконец он спросил.

– Мне эти опыты нужны для обучения. А обратиться за помощью не к кому.

– Для обучения? Я похож на учителя?

– Ты единственный, кто в силах мне помочь. И это тебе практически ничего не будет стоить. Пожалуйста. Мне очень надо.

– Ну… не знаю… – покачал головой дед. – Верно, гадость какую задумал? Неужто, как Лопухиных, желаешь в навозе отправить ковыряться?

– Не, – отмахнулся царевич.

– А что?

И он ему рассказал, что, когда ходил по мастерским, заметил, что иные в горнах чугун выжигают до ковкого состояния.

– Да, мне сие ведомо.

– Вот я и удумал, как быстрее сие делать, переделывая в значительном количестве в доброе, кузнечное железо.

– Удумал? Что-то не верится.

– Али я дурно удумал с печью походной или туалетом водяным?

– Нет, но…

– Ты просто попробуй, – перебил его царевич. – Сие не великой сложности дело. Прошу. Если все так, как я думаю, то ты сможешь производить доброе железо во множестве. Ну и мне с того малую долю выделять. На опыты и учебу.

– Ого! – ошалел от наглости царевича дед. Но сразу посылать лесом его не стал. Немного покривлялся для порядка и выслушал. А потом задумался и отправился на заводы – советоваться с мастерами.

Алексей предложил ему создать маленький опытный цех, человек работных на дюжину, в котором попробовать освоить пудлингование. Само собой, такого слова царевич не применял. Просто описал процесс на своем дилетантском уровне.

Не будучи промышленником, ему все-таки приходилось помотаться там, в XXI веке, по заводам. Понятное дело, вживую таких печей он не видел и видеть не мог. Но как-то нарвался на рассказ одного увлеченного историей металлурга.