– Кирилл, давай сядем в машину и ты будешь рассматривать подарок внутри, хорошо?

– Холёсо, – кивает он.

– Я помогу тебе, богатырь, – Измайлов подхватывает сына на руки и усаживает в кресло.

Я молча наблюдаю за происходящим и пытаюсь игнорировать тревогу, затаившуюся внутри с момента встречи с бывшим.

– Зачем это? – спрашиваю, когда он закрывает дверь и мы остаемся с ним вдвоем на улице.

– Что именно?

– Подарок… – под ребрами все клокочет от гнева.

– Хотел сделать приятно. Это запрещено? – смотрит из-под широких бровей.

– Ты пытаешься купить расположение моего сына! – говорю громче, чем требуется.

– Зачем мне это нужно? – ухмыляется негодяй.

– Ты мне скажи, – смотрю на него с вызовом.

– Я просто налаживаю контакт, – не отводит взгляда в сторону.

На протяжении всей процедуры мы практически не разговаривали с Мироном. И я даже старалась не смотреть в его сторону. Но то и дело ловила на себе его взгляд.

А сейчас, когда во мне преобладает гнев, и совсем немного вина, за то, что утаила от него ребенка, то смотреть в глаза бывшему трудно.

– Для чего, Мирон? У тебя есть красавица жена. Твои родители от нее в восторге. У вас наверняка идеальные дети. А если их и нет пока, то они обязательно появятся, и тебе будет неинтересно играть с сыном какой-то деревенской учительницы.

– А вот это мне решать, с кем мне будет интересно играть, а с кем нет, – черты его лица ожесточаются, и мне становится не по себе.

– Конечно, в этом ты всегда был хорош: в том, чтобы поступать по-своему.

– Потому что это моя жизнь, и мне решать, как ее проживать.

– И оттого можно не церемониться с чувствами других людей. Думаешь, твоя жена будет в восторге оттого, что у тебя ребенок на стороне? Или твоя мама вдруг расплачется от счастья? Давай просто остановим это все здесь и сейчас, хорошо? Ты сделаешь вид, что не возил нас на тест, покинешь нашу деревню и забудешь о нашем существовании.

– Исключено, Лида. Я ни за что не откажусь от своего ребенка.

– Да что же ты за упрямец такой!

– Мама, поехали! – слышу голос сына из машины и понимаю, что сейчас ничего не добьюсь от Измайлова.

Он всегда был таким: если он чего-то хотел, то получал любыми средствами.

– Едем, сынок! – кричу, не прерывая зрительного контакта с бывшим, на дне глаз которого будто разверзлась пропасть, желающая поглотить меня.

Больше не проронив ни слова, обхожу его и сажусь в салон просторного джипа. Слышу, как открывается водительская дверь и Мирон заводит мотор.

– Смотли, – сразу говорит мне сын и демонстрирует все, что умеет его новая игрушка.

– А еще в ней можно многое перевозить, – говорю сыну, указывая на еще одну очень важную функцию грузовика.

– Сто возить? – смотрит на меня Кирилл.

– Все что угодно! Кубики, животных, песок…

– Песок! Хосю песок! – радостно кричит он. – Давай возить песок!

– Дома, малыш. Если у нас еще есть дом, – в горле встает ком, стоит мне подумать о том, что в наше отсутствие люди Мирона могли закончить начатое.

– Есть у вас дом, – подает голос с водительского сидения Измайлов. – Никто его не трогал.

– Надеюсь, и не тронет.

– Боюсь, что это невозможно, Лида. Вся та зона практически полностью выкуплена под курорт. И только с твоим домом загвоздка, – говорит он глухо.

– Но я не хочу его продавать.

– Уже поздно. Теперь он принадлежит мне и от меня зависит, где вы будете жить дальше, – встречается со мной взглядом в зеркале заднего вида, в котором я читаю, что лучше мне не перечить ему… И от осознания, что вся моя жизнь в руках этого человека, меня бросает в холод.

Он снова собирается уничтожить меня. И на этот раз я вряд ли смогу выйти из этой битвы невредимой.