Воодушевленный таким неожиданным успехом, Десмонд не рискнул положить ребенка обратно в кроватку, а потому продолжил петь, расхаживая взад-вперед по комнате. Тем временем входная дверь распахнулась, и в мгновение ока перед домом собралась небольшая толпа из соседских женщин, в основном в утреннем неглиже, которые слетелись на звуки музыки, точно пчелы на мед, причем некоторые даже протиснулись в дом.

– Ой, Боже ты мой! Дженни, ты только глянь на его преподобие!

– В жизни такого не видала! Это наш новый молоденький священник, прямо из Рима. Ну разве он не душка?

– Ради Бога, может, он и молоденький, но уж точно знает, как с детьми обращаться!

– Господи, ну до чего ж умилительное зрелище! А голос-то, голос-то какой!

Затем одна из женщин, набравшись смелости, сказала Десмонду:

– Простите, отец, но миссис Лавин выскочила на минуточку в булочную за углом.

Комната стала постепенно наполняться народом, что вызвало у Десмонда некоторое беспокойство, причем не за себя, а за младенца. И тогда он решил, что будет лучше встретить мать ребенка прямо на улице.

– Эй, расступитесь! Дорогу его преподобию с ребенком!

На свежем воздухе Десмонду сразу полегчало. Но он явно недооценил свою аудиторию. Пока он спокойно шел себе, тихонько напевая, чтобы младенец не проснулся, зрителей постепенно становилось все больше, так как к ним постепенно прибавлялись жители соседних домов, которые на радостях выскочили на улицу, и очень скоро Десмонда провожала уже целая армия зевак.

Но худшее было впереди. Все началось с того, что Дженни Магонигл крикнула мальчишке-подручному:

– Томми, дорогой, давай ноги в руки и дуй в редакцию «Шемрока»! Пусть Мик Райли подскочит сюда со своим фотоаппаратом.

Мик, почуявший запах сенсации, естественно, не заставил себя ждать, и не успел Десмонд дойти до булочной, как его кто-то окликнул, и, обернувшись, он услышал щелчок фотоаппарата.

– Благодарю, ваше преподобие. Фото появится в субботнем номере «Шемрока».

И в этот самый момент из булочной с двумя буханками хлеба в руках вышла миссис Лавин, заболтавшаяся с женой хозяина.

– О Господи! Что все это значит?!

Она со всех ног кинулась к Десмонду, но тот поспешил успокоить ее, объяснив, в чем, собственно, дело.

– Может быть, теперь вы возьмете у меня ребенка?

– Ой, а куда же мне хлеб-то деть! Он так мирно спит у вас на руках. Ну пожалуйста, пожалуйста, помогите мне донести его обратно до дома!

Надо было только видеть эту процессию. Зрелище не только завораживающее, но и приятное глазу! Молодой священник с младенцем, молодая жена с буханками хлеба в руках в сопровождении целой толпы возбужденных поклонников. Они еще не успели дойти до дома номер двадцать девять по Карран-стрит, а Мик Райли уже отщелкал целую пленку.

– Прошу вас, отец, войдите в дом. Ну пожалуйста, – положив хлеб на стол в коридоре, дрожащим голосом произнесла миссис Лавин.

– В другой раз, – поспешно ответил Десмонд. – Мне уже давно пора возвращаться. Но, до того как уйти, мне хотелось бы, с вашего позволения, сказать, что у вас лучший малыш из всех, кого мне довелось держать на руках.

Крепко спящий ангелочек был благополучно передан на руки счастливой матери, а Десмонд быстрым шагом отправился назад, на другой конец города. Но прежде ему пришлось выслушать троекратное спасибо, которое все еще звучало у него в ушах, когда он вихрем ворвался в дом священника, в глубине души надеясь, что следующие дни его пребывания в Килбарраке окажутся менее запоминающимися, чем первый.

Вечером за ужином каноник как бы между прочим заметил: