Солдаты падали раненными или убитыми, но они пробирались через траву, неуклонно приближаясь к кустарникам.

Что они предпримут? Если бы у них была хоть какая-то аркебуза, солдаты, конечно, легко разделались бы с маленькой группкой врагов.

Вероятно, они собирались предпринять безнадежную атаку с холодным оружием.

Буттафуоко пришел в бешенство и отчаянно ругался, не переставая стрелять.

– Неужели не удастся прогнать их? – бормотал он. – Сколько же человек противостоит нам? Или это пустая стрельба по водам Гвадалквивира?

Но напрасно свистели пули над травами, тщетно палили четверо осажденных, все больше входя в раж.

Полусотни, решившие положить конец этому сражению, в ходе которого они уже понесли серьезные потери, по-прежнему приближались и окружали заросли.

– Что скажете, Буттафуоко? – спросил наконец сеньор ди Вентимилья. – Как наши дела?

– Что вы хотите услышать, господин граф? – ответил буканьер. – Я поражен. Никогда в жизни не встречал более отважных людей. Эти солдаты изумительны! На их месте я бы давно удрал!

– А они тем временем не перестают удивлять нас, – сказал Мендоса.

– Этого я жду, – ответил буканьер, – и даже боюсь. Такая настойчивость наводит на размышления.

– Чего вы боитесь, Буттафуоко? – спросил сеньор ди Вентимилья.

– Не знаю, и это меня беспокоит.

– Клянусь всеми акулами Бискайского залива! – чертыхнулся гасконец. – Дело начинает принимать запутанный оборот.

– Но вы же гасконец, а потому вмиг распутаете его, – съязвил Мендоса.

– Под нами собаки.

– Волки для гасконцев опаснее.

– Замолчите и продолжайте стрелять, – оборвал их буканьер. – Подначками бой не выиграешь.

– Ха! И это он называет боем! – пробурчал Мендоса. – Я назвал бы эту перестрелку ничтожной стычкой!

Четыре выстрела прогремели один за другим, обратив в бегство полдюжины испанцев; остальные, однако, остались в зарослях высокой травы и продолжали отважно приближаться к лесу; некоторые уже добрались до опушки.

– Адское отродье! – Буттафуоко отбросил свою шляпу. – Теперь мы их не остановим.

– Испанцев?

– Если они пойдут сквозь заросли, ничей глаз не сможет рассмотреть их – и ни одна пуля в них не попадет. Что они намерены делать? Изжарить нас? – Он обернулся к гасконцу, который спустился на один из самых нижних суков. – Сеньор солдат, займитесь-ка сворой, воющей прямо под нами. У вас должно остаться не менее шестидесяти зарядов.

– Надеюсь, что их больше, – ответил гасконец, отличавшийся великолепным умением сохранять хладнокровие.

– Так как авангард оставил вас не у дел, перестреляйте этих чертовых мастифов.

– Предпочел бы уничтожать людей, – возразил Баррехо.

– Но они-то как раз представляют меньшую угрозу! Я же доверил вам более трудную задачу.

– Почетный пост, – рассмеялся Мендоса.

– Как-никак, – ответил гасконец. – Если эти твари опаснее людей, берусь сделать из них гигантскую яичницу.

Он поднял заряженную аркебузу и, хорошенько прицелившись, уложил самого большого пса, размозжив ему голову.

– Один есть! – сказал он. – Этот уже не будет кусать мои икры.

Пока гасконец управлялся с лаявшими во все горло вокруг дерева мастифами, которым не терпелось пронзить своими ужасными зубами плоть беглецов, Буттафуоко, граф и Мендоса не прекращали вести огонь, время от времени стреляя наобум по солдатам, скрывшимся уже в лесу. А героические солдаты старой Испании, не припадая к земле под этим непрекращающимся ружейным огнем, подвергавшим недюжинному испытанию их храбрость, не переставали приближаться; они были полны решимости добраться до огромного хлопкового дерева и схватиться врукопашную. Учитывая их численность, они были уверены, что легко справятся с противником.