Характерен случай, который рассказывали о Владимире Соловьеве. Однажды, беседуя с обер-прокурором Синода К.П. Победоносцевым – человеком крайне консервативным, философ попросил у него позволения издать по-русски «Жизнь Иисуса», снабдив ее критическими примечаниями.

– От вас ли я это слышу? – возмутился обер-прокурор. – Что это вам в голову пришло?

– Но ведь надо же наконец народу о Христе рассказать, – ответил, улыбаясь, Соловьев.

Сам он относился к Ренану отрицательно, но хотел подчеркнуть, что, как правило, многословные труды критиков и толкователей мало приближали людей к евангельскому Христу, скорее даже отдаляли от Него. В этом смысле на их фоне мог выигрывать и Ренан.

Неудивительно, что вслед за книгами архиеп. Иннокентия Херсонского и Ренана стали выходить другие, написанные в том же жанре, и число их с каждым десятилетием увеличивалось. Нередко, правда, результаты получались спорными и противоречивыми. Одни хотели видеть в Назарянине только реформатора иудейства, другие – последнего из пророков; сторонники насилия изображали Его революционером, толстовцы – учителем непротивления, оккультисты – «посвященным» эзотерического ордена, а враги традиционных общественных устоев – борцом против рутины. «Есть нечто трогательное, – замечает известный историк Адольф Гарнак, – в этом стремлении всех и каждого подойти к этому Иисусу Христу со стороны своей личности и своих интересов и найти в Нем самого себя или получить хотя бы некоторую долю в Нем»[4]. С другой стороны, в таких попытках обнаруживалась узость людей, которые силились разгадать «загадку Иисуса» исходя только из своих, подчас весьма односторонних воззрений.

Между тем личность Христа неисчерпаема, она превосходит все обычные мерки; вот почему каждая эпоха и каждый человек могут находить в Нем новое и близкое им. Об этом, в частности, свидетельствует и история искусства. Если мы сравним фрески в катакомбах Рима или древнерусскую икону с изображением Христа у Эль Греко или модерниста Шагала, то легко убедимся, как по-разному преломлялся Его образ на протяжении веков.

Как же можно проверять и корректировать эти трактовки в живописи, в науке и литературе?

Единственным критерием здесь является само Евангелие, на котором основаны все попытки изобразить Сына Человеческого.

Правда, некоторые историки утверждают, что Евангелия слишком лаконичны, чтобы дать материал для «биографии» Иисуса. Действительно, в них опущены многие факты, ряд конкретных деталей остается неясным, но непредубежденный исследователь найдет в них все важнейшие черты жизни и учения Христа. К тому же скудость источников обычно не мешает создавать жизнеописания великих людей, о которых сохранилось куда меньше достоверных данных[5].

Есть и богословы, отвергающие возможность изложить евангельскую историю лишь на том основании, что Новый Завет не «объективный рассказ», а проповедь о спасении и Спасителе мира. Но, если даже Евангелия и возникли как книги церковные, богослужебные, содержащие благовестие веры, это вовсе не исключает их исторической ценности. Созданные не летописцами и не историками, они, однако, содержат свидетельство, пришедшее к нам из I века Церкви, когда еще были живы очевидцы земного служения Иисуса.

Повествования евангелистов подтверждаются и дополняются античными и иудейскими авторами, а также открытиями современных археологов. Все это позволяет считать задачу биографов Иисуса Христа вполне осуществимой.

Разумеется, чисто исторический аспект не может являться главным в Его «биографии».