Там, в Резиденцшлоссе, где как раз кипели восстановительные работы (в ходе наступления шведы учинили настоящий погром и подожгли здание), он был представлен своей бабушке. Вдовствующая княгиня была приятно удивлена видеть перед собой столь молодого, но уже высокого и сильного юношу. Его пронзительно-синие глаза смотрели гордо и рассудительно – словом, он был куда приятнее другого ее внука, юного наследника Саксонии! Мориц сразу же стал ее любимцем, и они много времени проводили вместе. Он и сам был в восторге от этой пожилой дамы, гордой и величественной с виду, но теплой и веселой в общении. По правде сказать, мальчику очень не хватало женской ласки. Его блистательная мать все чаще бывала в Кведлинбурге, и, за исключением тетушки Амалии, которая изредка навещала его, все окружение молодого человека составляли мужчины: слуги, гувернеры, учителя… Единственной отдушиной для него была старая Ульрика, хотя со временем ее поведение не стало менее эксцентричным. Бывшая кормилица души не чаяла в Морице, но в силу своего непростого характера скрывала преданную любовь к мальчику под слоем вздорных проповедей… Что же касается отца, то его Мориц не видел с пресловутого визита в Варшаве, случившегося ни много ни мало двенадцатью годами ранее!

Как-то утром в комнату к молодому человеку заглянул старший офицер в сопровождении ординарца, нагруженного тюками с одеждой:

«В мою спальню вошел господин фон Шуленбург, – писал позднее Мориц, – и именем короля призвал меня к военной службе. Он просил, чтобы я поблагодарил Его Величество и был готов отправляться на следующий же день. Он сообщил, что все мои вещи уже собраны и мне разрешается взять с собой одного только слугу. Я был несказанно рад, в особенности тому, что мне не придется более сидеть с гувернером. Господин фон Шуленбург приказал сшить для меня военную форму, которую я надел вместе с широкой портупеей, ножнами и саксонскими гетрами, после чего я сел в карету и поехал к королю, чтобы проститься…»

Четверть часа спустя все было готово, и Мориц улучил минутку, чтобы собраться с мыслями и переварить последние события. Внезапное знакомство с Фридрихом Августом произвело на юношу неизгладимое впечатление: от его сурового взгляда у Морица душа уходила в пятки, а низкий, басовитый голос родителя заставлял желудок мальчика неприятно сжиматься. Вскоре после этого отец позвал его ужинать. Трапеза была отменной и разнообразной; Фридрих Август даже позволил ему выпить пива и вина, хотя до этого юношу в выпивке, разумеется, ограничивали. После этого десерт был уже явно лишним, и Мориц начал клевать носом. Впрочем, когда король заговорил с фон Шуленбургом, сон как рукой сняло. Мальчик встрепенулся и прислушался:

– Я желаю, чтобы вы как следует расшевелили этого малыша, и без нежностей, пожалуйста! Знаю, ему придется туго. Пускай сначала пешком пройдет до Фландрии, а там посмотрим!

Тут Мориц не удержался и возразил:

– Выходит, я должен стать пехотинцем? Но кавалерия-то куда приятнее!

Жесткий, гневный взгляд тотчас обрушился на него, точно молот на наковальню:

– Кто дал вам право вмешиваться в разговор? Будьте уверены, нам абсолютно не интересно ваше мнение!

И, повернувшись к Шуленбургу, Фридрих Август продолжил:

– И пусть вас не заботит, что мальчишка тащит на себе все оружие: у него достаточно широкие плечи, чтобы с этим справиться. Но особенно следите за тем, чтобы его никто, слышите, никто не подменял. Пусть он все делает сам. Отдых позволителен лишь в случае тяжелой… очень тяжелой болезни.