– Прими душ, надень трусики и футболку и возвращайся.
Сначала мне кажется, что он войдет в мою душевую кабинку, как только я разденусь и включу воду. Что это такой особенный прием, как в фильмах, знаете: войти неслышно, обнять сзади, поцеловать в шею...
Но этого не происходит.
Я спокойно принимаю душ, возвращаю на место менструальную чашу, вытираюсь, натягиваю на влажное тело трусики и футболку, сквозь которую просвечивают соски, и возвращаюсь к Олегу Борисовичу. Он за эти десять минут тоже переоделся – сменил мокрую футболку на сухую, натянул другие шорты, – и освободил место на длинной широкой деревянной лавке в раздевалке.
– Ложись, – велит он и уточняет: – На спину.
– Что вы собираетесь со мной делать? – спрашиваю я, затаив дыхание.
Он смотрит на меня пристально и, как мне кажется, откровенно пожирает взглядом, особенно зону груди, просвечивающую через ткань, а потом вдруг насмешливо хмыкает:
– Массаж, вообще-то. А ты о чем подумала?
– Я... ни о чем, – я морщусь и опускаю глаза.
– Ага, – снова усмешка.
Вот блять!
Теперь мне реально становится стыдно.
Чтобы не показывать этого, я быстро и послушно укладываюсь на деревянную скамью и впиваюсь глазами в потолок, чтобы не видеть Олега Борисовича. Мужчина встает на колени возле лавки, а потом я снова чувствую его большие теплые ладони на своем животе, только теперь уже не через ткань, а прямо на обнаженной коже. Он решительно задирает мою футболку, и я нервно сглатываю, не зная, чего ожидать дальше.
Но в первые минуты не происходит ничего странного, и я понемногу успокаиваюсь и расслабляюсь, тем более что массаж начинает действовать. Олег Борисович поглаживает мой живот по кругу, едва касаясь пальцами резинки трусиков, осторожно надавливает на какие-то точки, просит дышать глубже и ровнее. Я делаю то, что он велит, но вместе с облегчением постепенно начинаю чувствовать и нарастающее возбуждение.
Вот черт!
Только этого мне еще не хватало!
В попытке сбежать, я подаю голос:
– Думаю, достаточно.
– Ты уверена? – хмыкает мужчина, не останавливаясь и скользя пальцами по ткани моего нижнего белья.
– Да, Олег Борисович, мне пора домой. Мне стало легче, спасибо.
– Хорошо, как скажешь, – мой тренер кивает, а потом, словно невзначай, на мгновение ныряет пальцами между моих ног и одним мазком касается клитора. Я невольно сжимаю бедра от мгновенно захлестывающего запретно-приятного ощущения, а Олег Борисович уже поднимается на ноги, словно ничего и не было, и говорит: – Надеюсь, на следующей тренировке ты будешь чувствовать себя лучше, Скворцова.
– Я тоже надеюсь, – лепечу я, вскакивая с лавки и начиная поспешно одеваться.
Домой я возвращаюсь в настолько растрепанных чувствах, что это сразу замечает мама. Я всего лишь захожу на кухню налить себе стакан молока, всего лишь открываю холодильник, а она уже откладывает в сторону нож, которым резала на деревянной дощечке пахучую рыбу, упирается кулаками в бока и смотрит на меня то ли с волнением, то ли с подозрением:
– Все в порядке, Женечка? – и ясен хрен, что вариант «да, мам» тут не прокатит. Но я все равно вымучиваю из себя улыбку:
– Месячные, все болит, а в остальном – просто отлично.
– Почему не отменила сегодняшнюю тренировку в бассейне? – мама хмурится. С одной стороны, она очень гордится моими спортивными успехами, с другой – совершенно не хочет, чтобы я поступала в академию Министерства Чрезвычайных Ситуаций. Какая нормальная мать благословит своего ребенка на смертельно опасную работу спасателем?
– Не хотелось разочаровывать Олега Борисовича, – хмыкаю я, добавляя мысленно: и упускать шанс попялиться в его черные глаза и на черные кудри.